2 апреля 1961 года. Белорецк

В этом году исполняется 55 лет первому полёту человека в космос. Для большинства живущих сегодня эта дата и это событие стали какими-то рядовыми, обыденными, и вспоминаются только благодаря средствам массовой информации. Мне же, в то время молодому человеку, запомнилось многое, и я хочу поделиться своими воспоминаниями.

Утро 12 апреля 1961 года в Белорецке было ясным. Проснулся я в хорошем настроении, потому что, во-первых, недавно был назначен исполняющим обязанности начальника смены доменного цеха, во-вторых, сегодня предстояло опробовать новую технологию применения агломерата в домнах, партию которого добыл на Магнитке наш директор В.М. Овчаренко, и я был включён в состав бригады по проведению эксперимента. И в-третьих, сегодня был день рождения моей сестры Ларисы. Ей исполнялось 22 года, она была беременна и в это время жила с нами. Жили мы в своём доме на улице Скала, сейчас это улица Красных партизан, и на месте нашего дома располагаются гаражи вневедомственной охраны.

Сделав зарядку и выпив чаю, я спустился с нашего бугра, сбежал по металлической лестнице, по овчаренковскому мосту пересёк Белую и вошёл в проходную. С первого трудового дня меня в проходной преследовало ощущение, что я вступаю в иной мир, в иную жизнь – строгую, требующую отдачи сил и знаний, безумно интересную. А то, что осталось за проходной, – вроде подготовки к этой интересной жизни. Вот и в то утро на подходе к цеху у меня в голове уже был готов план на рабочий день. Обойдя печи, полюбовавшись в гляделки на бушующее пламя в печи и оценив нагрев по внешнему виду шлака и каплям застывшего чугуна только что закончившегося выпуска, я вошёл в приборную. В небольшом помещении на литейном дворе между двумя печами были расположены приборы, регистрирующие основные показания доменной плавки, по которым мы оценивали всё происходящее в печи. Стоял стол с оперативными журналами и прочей документацией, три стула, и была у стены длинная двухметровая паровая батарея, на ней лежала доска, на которой помещалось пять-шесть человек. В зимнее время на ней отогревались горновые и газовщики.

Просмотрев показания приборов, переговорив с мастером ночной смены Федором Андреевичем Визгаловым, я убедился в нормальном ходе печей и направился на обход шихтового двора. Возле склада руды встретился с начальником ночной смены Львом Николаевичем Каптелиным. Это был опытный специалист, выпускник Московского института стали, лет на десять старше меня. Выглядел он серьёзным, но в общении был прост, ценил шутку. Люди уважали его. Лев Николаевич коротко рассказал о наличии материалов, о состоянии электровозов, поступлении кокса и руды. В то время кокс везли из Магнитки через Челябинск и Вязовую, с перегрузкой в Катав-Ивановске на вагоны узкой колеи. Дежурные диспетчеры завода отслеживали путь каждого вагона ежечасно, чтобы не допустить срыва в обеспечении коксом доменных печей. И мы, начальники смен, держали это под постоянным контролем. Обсудили мы со Львом Николаевичем и порядок проведения эксперимента с агломератом, пришли к выводу, что начинать его подачу нужно с самого начала смены и на обе печи.

На сменно-встречное собрание я пришёл подготовленным и начал его ровно за двадцать минут до начала смены. Я всегда вёл это собрание сам, ибо это были производственные собрания смены, на которых коротко подводились итоги работы за прошедший период и ставились задачи на предстоящую смену. Конечно, в то время у меня ещё не было никакого опыта в управлении коллективом, и я порой рассказывал о всяких мелочах. Но мудрые руководители цеха соединили меня с уже набравшим опыта Валентином Фроловичем Светловым, на пять лет раньше меня закончившим наш институт. Валентин был для меня не только наставником, но и другом. К тому же у нас был одинаковый взгляд на процессы доменной плавки. На том собрании Валентин коротко сообщил о начале эксперимента с агломератом, ещё раз напомнил о порядке его подачи в печи и особо обратил внимание на работу весовщиков и электровозчиков. А я сообщил коллективу, что в предстоящий ленинский субботник нам поставлена задача очистить участок дороги на плотине и побелить на этом участке плиты ограждения завода. За десять минут до начала смены мы вышли из красного уголка и начался обычный рабочий день.

В девять часов утра на очном рапорте у начальника цеха я доложил о результатах работы своего коллектива за предыдущую смену, рассказал, как организована подача агломерата и как мы отшихтовались, поставил волновавшие меня вопросы по ремонту электровозных путей и вагонов. Получив свою порцию критики и одобрения и ответы на все поставленные мною вопросы, после рапорта я поспешил в приборную. Там я передал Валентину все указания руководства цеха. Смена проходила как обычно: печи шли ровно, всё оборудование работало без сбоев. Только с электровозными путями была беда: вся территория цеха была старицей Белой, и каждую весну грунтовые воды насыщали почву и даже местами выходили на поверхность, отчего шпалы и рельсы «играли», это приводило к сходам составов с рельсов. И тогда приходилось организовывать их подъем, на что у опытных электровозчиков были отработаны свои приёмы.

Когда очередной выпуск чугуна подходил к концу, кто-то из газовщиков позвал меня в приборную к телефону. Звонила сестра. Она взволнованным голосом стала говорить, что человек полетел в космос. До меня это сообщение сразу не дошло. Говорю ей: «Постой-постой, какой человек, куда полетел, в какой космос?». Она говорит: «Да вон Левитан по радио сообщает, что наш майор Гагарин летит уже в космосе». – «А на чём он полетел?» – «На корабле «Восток», да сам послушай», – и она приложила телефонную трубку к радиоприёмнику. Я стоял у двери, прислонившись к косяку, и сквозь шум и треск слушал голос Левитана, передававшего экстренное сообщение. Собравшиеся было идти на обед начальник цеха Пётр Иванович Семавин и его заместитель Виктор Иванович Козлов, услышав мой разговор, с интересом ждали его окончания. Сказав сестре, чтобы она держала меня в курсе, я повесил трубку и пересказал услышанное руководителям цеха. Пётр Иванович выразив с восхищением произнёс: «Вот и наступает новая эра в жизни человечества!». И пошёл на обед. Я снова всё пересказал Светлову, окружившим меня горновым. У всех был вопрос: «На какой срок он полетел и как будет возвращаться?». Потом я зашёл на газоочистку, но там уже все знали об этом событии, так как у них в приборной стоял старенький радиоприёмник. Когда я вернулся в приборную, там сидели Пётр Иванович с заместителем, В.Ф. Светлов, газовщики и кто-то из горновых. Пётр Иванович, человек с энциклопедическими знаниями, вслух рассуждал, из какого металла мог быть сделан корабль, какое топливо могли использовать, что пилот наверняка в скафандре и хорошо ли перенесёт он невесомость, то есть о вещах, о которых ещё мало кто знал. В это время снова позвонила моя сестра и сообщила, что Гагарин благополучно приземлился в заданном районе. Это сообщение обрадовало нас всех, но было какое-то разочарование, что полёт был таким коротким. Оно было оттого, что мы почти ничего не знали о космосе.

На последнем выпуске чугуна я стоял, задумчиво глядя на искрящуюся «реку». Чугуна было много, он не уместился в ковш и горновые пустили его струю на ток, в специальные изложницы. Это было следствием применения агломерата. В это время ко мне подошёл кто-то из горновых и говорит: «Данилыч, как будто салют в честь космонавта». Незадолго до конца смены пришёл парторг цеха Геннадий Антонович Кудашев и сообщил, что состоится митинг на стыке двух смен, и попросил собрать всю смену на площадке под горном.

Сначала выступил Пётр Иванович Семавин, сказав, что сегодня исторический день, и мы все являемся участниками прорыва в новую эпоху. Выступивший В.Ф. Светлов призвал работать лучше ради новых достижений нашей страны, и что сегодняшний рабочий день и сверхплановый чугун мы посвящаем полёту нашего человека в космос. А молодой горновой Володя Чурсин, мой товарищ детства в военные годы, высказал мысль, что полёт Юрия Гагарина – это продолжение нашей Великой Победы. Вспоминая тот митинг, я ощущаю гордость за людей, с которыми довелось мне работать. Два уважаемых в цехе человека, убелённый сединами начальник цеха и молодой ещё горновой, оба беспартийные, без бумажек и без подготовки нашли простые искренние слова, чтобы выразить наше общее отношение к великому историческому событию. На этом митинг был закончен, так как новой смене нужно было обслуживать доменные печи. Продлился он не более десяти минут.

Сдав смену и приняв душ, я поспешил домой. Мама и сестра накрывали стол. Ждали отца с работы. Ещё раз поздравив сестру с днём рождения и вручив ей духи «Красная Москва», я прильнул к приёмнику, чтобы подробнее узнать о полёте Юрия Гагарина. Незадолго до прихода отца в дверь позвонили. На пороге стоял Лёва Бенин. Лев Аронович, в то время ведущий актёр уфимского Русского драмтеатра, был другом нашей семьи. Женой Лёвы была обаятельная Римма Ивановна Байкова, уже в то время заслуженная артистка России, лауреат Сталинской премии 3-й степени. Она получила это звание ещё в юности за исполнение роли Тани в спектакле «Иркутская история», когда работала в Иркутском драмтеатре. Потом она стала женой Лёвы, они часто бывали вместе с театром на гастролях в Белорецке, где познакомились с нашей семьёй и стали нашими друзьями. У меня будет ещё рассказ о театре, о нашей дружбе, а пока передо мною стоял Лёва с пакетом в руках и смущённо улыбался. Я обрадовался его приходу, мы обнялись, и я крикнул сестре и маме, чтобы встречали гостя. Лёва был старше меня ненамного. Выше среднего роста, с обаятельным лицом и такой же улыбкой, в очках в темной роговой оправе по причине близорукости. Одет он был очень элегантно, но просто. По одежде, солидным очкам и манере держаться его можно было принять за журналиста или дипломата. Лёва и его жена Римма очень уважали моих родителей и любили бывать у нас, когда приезжали на гастроли в наш город. В первые минуты были одни вопросы-ответы: как, когда, почему. Оказалось, что Лёва второй день в нашем городе по направлению министерства культуры республики для встреч с трудовыми коллективами, учащимися, интеллигенцией. На этих встречах Лёва рассказывал о театре, актёрах и спектаклях, читал монологи и, конечно, стихи. Их он читал просто здорово, без всяких завываний и закатывания глаз, но интонацией выделяя суть каждой строчки. Так читал стихи мой любимый учитель Роберт Фёдорович Бушман. Так вот, накануне у Лёвы до позднего вечера были встречи, а сегодня он освободился раньше и решил навестить нас. У него пакете была бутылка прекрасного вина «Муската Прасковейского», которую он передал сестре. Вскоре пришёл с работы отец и мы поспешили за стол. Конечно, первым делом поздравили сестру с днём рождения, а потом разговор сам собой перешёл к полёту Юрия Гагарина.

Лёву и моих родителей интересовала реакция доменщиков на это событие, и я подробно рассказал обо всём. Потом Лёва высказал мысль, что полёт Гагарина даст не только толчок развитию науки и техники, но прежде всего культуре: появятся новые стихи и песни, книги, спектакли и фильмы, картины и скульптуры. Как же он оказался прав, мой старый друг! И ещё мы пытались понять образ человека, главного конструктора корабля, в котором летал Гагарин. Отец высказал мысль, что это кто-то из тех, кто создавал «катюшу». А думал, что это был Келдыш или Курчатов. Радио сообщало о торжествах в Москве, Ленинграде и других городах, о шествиях и массовых гуляниях молодёжи и студентов. И мы с Лёвой решили пойти погулять. Но в нашем городе было тихо, безлюдно, только у кинотеатра «Металлург» толпилась молодёжь перед последним сеансом. Может быть, мы вышли с ним слишком поздно. Вечер был тёплым, и мы с Лёвой прошлись по вечернему городу до Мраткино, вернулись на площадь. Лёва читал стихи наших классиков – Пушкина, Лермонтова, Есенина, Симонова – и молодых поэтов: Роберта Рождественского, Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко. Интересовался, как меня приняли в коллективе цеха, нашёл ли я себя в нём. Зашли на почту, он позвонил в театр и поговорил с Риммой Ивановной. Я позвонил в Магнитку, в общежитие института, знакомым ребятам, которые сказали, что они вовсю отмечают полет Гагарина.

Проводив Лёву до гостиницы, я поспешил домой. Так прошёл этот день. Прошло более полувека, но у меня навсегда сохранился в памяти и прекрасное солнечное утро, и седовласый Пётр Иванович Семавин, рассуждающий о космосе, и мои товарищи доменщики, устроившие салют сверхплановым чугуном, и день рождения сестры, и читающий стихи Лев Аронович Бенин.

Прошло уже много лет, и из тех, о ком я здесь рассказал, никого уже нет. Как говорил герой фильма «Доживём до понедельника», от большинства людей остаётся только две даты и тире между ними. А Юра, Юрий Алексеевич Гагарин, его великий подвиг живут в памяти народной. И кажется, что его полёт продолжается.

Источник:
Никитин, В. 12 апреля 1961 года. Белорецк [Текст] : [воспоминания В. Никитина] / В. Никитин // Белорецкий рабочий. – 2016. – 13 апреля. – С