Стёртые грани, стёртые лики. О возрождении Никольского храма в Каге

За два летних месяца в храме села Кага произошли преобразования, которые не случались здесь со дня передачи святыни верующим, а произошло это, кажется, в конце девяностых прошлого столетия.

Я приехал в Кагу на автобусе, вышел на остановке и сразу посмотрел на пригорок, где возвышается Никольский храм. Мысленно дорисовываю купола и колокольню… Рискну предположить, что такого храма больше нет нигде в нашей России. Это совсем не типовой проект.

Поднимаюсь к центральным вратам и – ба! Вся территория возле паперти и дорожки вокруг храма выложены тротуарной плиткой, причем весьма необычной (позже мне пояснили, что это жесткая резина с керамическими вставками). Очень красиво! Иду на могилу Ивана Татаринова, основателя кагинского храма. Там установлен новый металлический крест.

Иван Асафович – один из управленцев Кагинского завода. Вместе со шведским инженером Мюнцингом в 19 веке построил в Каге новую домну, больницу для рабочих и школу. А ещё разбил сад на каменистом грунте, где посадил все имеющиеся на Южном Урале деревья. Последним его делом было строительство кагинского храма. Умер Иван Татаринов в 1899 году.

На храме новые кровля и водостоки, впрочем, последних, кажется, не было вовсе, а если и были, то не везде. Вода с небес лилась по стенам, попадала в подвал.

Храм величественный! Люди, приезжающие в Кагу или на туристические базы, расположенные рядом, говорят, что таких храмов нигде и никогда не видели. Именно поэтому я предположил, что кагинская святыня – единственная в своем роде. Захожу внутрь. Служба еще не началась, народ потихоньку собирается.

В кагинском храме три исторических престола. Сейчас службы идут в приделе Петра и Павла. Раньше всё это пространство было ограждено от центрального храма глухой дощатой стеной.

Недавно настоятель храма отец Виталий Новокрещёнов с помощью спонсора (его имя он не называет) установил между пределами стеклянную перегородку, теперь во время службы можно обозревать центральную часть, где сохранились фрески. Этакая сопричастность к истории.

Но самое главное – в храме появился иконостас и паникадила. А еще отремонтировали пол, теперь чугунные плиты остались лишь при входе в церковь, в остальной части исторический чугун растащили после закрытия Никольского храма в тридцатые годы, теперь там деревянное покрытие (кстати, его тоже отремонтировали).

Новый иконостас появился и в приделе Иоанна Богослова. Ну это ли не чудо?! За два месяца – два иконостаса! Отсюда убрали все стройматериалы, копившиеся десятилетиями. Наконец храм стал храмом, перестал напоминать склад или сарай.

Спрашиваю батюшку: кто этот благодетель, который решил восстанавливать святыню? Но отец Виталий молчит. Оно и верно. В Евангелие сказано: «Бог, видя тайное, воздаст тебе явно».

В деле восстановления кагинского храма батюшка лишь советник: все средства спонсора идут непосредственно подрядной организации, которую нанимает сам спонсор. А еще я узнал, что для возрождения колокольни и куполов требуется спецпроект.

Сделаю отступление. Некоторые элементы новых иконостасов подарила кагинскому храму матушка Моисея, настоятельница Бугабашского монастыря, находящегося в Бакалинском районе нашей республики. Дело в том, что в мирской жизни матушка носила имя Светлана, в 90-е уехала из родного Стерлитамака в Кагу, где помогала в открытии молитвенного дома (тогда в Никольском храме еще располагался клуб). Одинокая мать двоих детей жила очень трудно. Несмотря ни на что, она ходила по домам и звала людей на службы. Думаю, что первый приход в Каге образовался во многом благодаря ей. Теперь игуменья Моисея продолжает помогать кагинскому храму.

Начинается служба. Я считаю прихожан. Из семнадцати человек – шесть мужчин (вместе со мной). Надо отметить, что русская церковь – это сплошные белые платочки, среди верующих – в основном женщины. А здесь почти половина – мужики. Если взять в процентном соотношении (число прихожан к общему населению), то выйдет куда больше, чем в Белорецке, примерно раз в пять. Впрочем, после службы мои радужные мысли с подсчетами и пропорциями невольно омрачает отец Виталий:

– Это просто много людей из Авзяна приехали, там священник ушел в отпуск. А из Каги – человек пять-шесть на службе. И это в основном магнитогорцы.

Увы, Кага постепенно превращается в дачный посёлок. Почему «увы»?

Хотелось бы, чтобы здесь сохранился старинный кагинский говор с растягиванием гласных на концах слов; чтобы развивалось сельское хозяйство, как было раньше, в советские времена, когда лежащие в дорожных лужах свиньи не давали проезда грузовым машинам, поэтому шофера не любили ездить через это село; чтобы Кага, в конце концов, являла собой уголок русской патриархальности и самобытности…

Магнитогорцы приезжают сюда отдыхать. Они скупают дома, обшивают их сайдингом, обносят евроштакетником дворы, сеют газонную травку на огородах, ставят беседки с мангалами. Быть может, я слишком категоричен, ведь именно магнитогорцы во многом и помогают восстанавливать храм.

Я запросто могу определить по лицам, вернее, по взглядам, сельский это человек или городской. У жителей мегаполисов в глазах равнодушие и некоторая усталость. Крестьяне смотрят всегда настороженно, с некоторой угрюминкой. Особенно это касается жителей уральских поселений, где работали горные заводы, труд на них был настоящей каторгой.

Кстати, жители башкирских деревень на мир взирают совсем иначе: у них в глазах сквозит хитринка, которая купается в море добродушия.

Даже платки перед тем, как идти в храм, сельская и городская женщины подвязывают по-разному. Я давно это приметил. Городская барышня слегка накидывает платок на голову, приспускает на затылок, чтобы впереди обнаружилась чёлка, а концы воздушно раскидывает по плечам… Сельская бабонька подвязывает платок на затылке, под подбородком или наглухо обматывает вокруг шеи. И никаких тебе чёлок.

А, может, я излишне фантазирую, и грань между городом и деревней давно стёрта? Это касается и платков, и взглядов, и всего остального? Впрочем, расскажу об этом в конце публикации.

Отец Виталий знакомит меня с Надеждой Обуткиной.

Надежда Львовна преподает в одной из магнитогорских школ. Тонкая, хрупкая, интеллигентная душа.

– Мы сначала в Узяне дом сняли, – рассказывает она. – А потом нас пригласили на службу в кагинский храм. Приехали сюда с мужем и обомлели. Какой величественный храм! Мы решили, что дом надо покупать только в Каге. Теперь все выходные мы здесь. Отец Виталий – замечательный священник, — продолжает Надежда Львовна. – Вокруг него формируется приход, к нему можно подойти с любым вопросом…

Я выхожу в центральный храм. Холодно. Зато какую божественную теплую благодать источают полустертые лики святых на стенах и в потолочной части храма. Некоторые образы настолько неясно выражены, что трудно определить, что это за святой. Эти фрески были освобождены от штукатурки еще в советское время. И сделал это Иван Антонович Лисовский, бывший директор сельского Дома культуры. Представьте: в советские годы коммунист Лисовский спасал церковные фрески. Теперь отец Виталий мечтает возродить настенную роспись полностью, и он уже нашел реставратора.

Служба в кагинском храме тихая, неторопливая и плавная. Гудит печка. Позже батюшка рассказал, что это уникальное техническое изобретение какого-то профессора. Закинул в неё охапку дров, и она греет беспрестанно шесть-восемь часов. КПД огромный. Дрова не горят, а тлеют.

Спонсоры отремонтировали центральные исторические ворота, установили новые двери в приделах храма. Есть задумка вставить новые окна с сохранением исторического орнамента, который сейчас можно видеть на оконных решетках.

Спрашиваю батюшку: трудно ли быть сельским священником?

– Меня Бог привел в этот храм, и я служу, – отвечает он.

Верю, что с помощью спонсоров отец Виталий этот уникальный храм возродит полностью.

Вместо послесловия.

Вышел на остановку, гляжу – три девицы идут по центру села и курят. Всё-таки грань между городом и деревней стерта напрочь! Правда, не в том месте, где надо. Интересно, а как эти девицы, у которых такие длиннющие ногти, коров доят? Или нет уже никаких коров?..

Жду автобус и вспоминаю, как почти сорок лет назад после службы в армии я приехал в Кагу. Меня тогда поразили местные жители своей неторопливостью, умением слушать и дотошной крестьянской практичностью. Все женщины и девушки были закутаны в шали и выглядели старше своих лет…

На своей «Ниве» мимо едет директор местного хозяйства Михаил Дмитриевич Засов, останавливается, зовет в гости на чашечку чая.

Я делюсь с ним мыслями о стертых гранях. Он тут же реагирует:

– Стирали грань между городом и деревней. В итоге стёрли саму деревню…

Источник:
Калугин, И. Стёртые грани, стёртые лики. О возрождении Никольского храма в Каге / И. Калугин. – Текст : непосредственный // Белорецкий рабочий. – 2021. – 12 ноября. – С. 5.