Тирлянские Тургеневы

Свою трудовую биографию жительница Тирляна Шаура Тургенева (Каюмова) начинала в Катав-Ивановске, куда поехала отрабатывать после окончания техникума. Возвратившись домой, она много лет работала в пятой и второй тирлянских школах завхозом и лаборантом. Ее муж Евгений Николаевич Тургенев был сортировщиком металла на листопрокатном производстве, затем конструктором на заводе «Металлист», и почти четверть века — учителем труда в школе. Воспоминания Шауры Жавдатовны будут интересны не только жителям Тирляна.

– Сейчас уже мало кто помнит, как в 1961 году, после денежной реформы, серый хлеб давали по спискам, а сахар – по талонам. Родители тогда начали строить свой дом.

Взяли ссуду в сберкассе, потому что вместо зарплаты на предприятии выдавали облигации государственного займа развития народного хозяйства СССР. Помню, тогда дед Амирхан приезжал к нам из Ильчино (деревня в окрестностях Учалов) на трех подводах. На первой привозил кумыс, мёд, комовой сахар, на второй — муку, зерно, овес. Третья телега была с сеном, которым он в дороге кормил лошадей. Дедушку Амирхана ждали как пирога из печки, готовили ему баню, варили макароны или вермишель. Отдохнув в Тирляне две ночи, дед уезжал домой, при этом брал в свою телегу и нас. По дороге заезжали на стойбище, где пасли лошадей: там дед угощал мужиков куревом, и мы с радостью ночевали в лесу.

В доме деда Амирхана Каюмова

Ильчино с бабушкой Зулькабирой и дедушкой жили внуки: рыжая Сания, ставшая потом учителем (мать ее Фарида работала путейцем на железной дороге), и Урал — красавец, любимец второй дочери Нурии. У деда Амирхана было шестеро детей. За ужином собиралось до 15 человек. Бабушка каждый день ставила опару и пекла хлеб. Через день топила баню и стирала. Маленькая, чуть больше метра ростом, но сколько же в ней было энергии и силы. На лето на пол-избы строили полати размерами четыре на четыре метра и накрывали их скатертью. Ставили самовар. Дед, прижимая к груди теплый каравай, нарезал каждому большие ломти ароматного хлеба. Затем откусывал кусачками комовой сахар, а бабушка разливала в пиалы сметану каждому. В печи томились щи, выпекались омлеты, тушилась картошка. В хозяйстве были две коровы, и по вечерам через сепаратор пропускали молоко. Чай бабушка разливала по очереди: сейчас мне первой, в следующее чаепитие — последней. На лавке во время еды всегда стояли в тарелке вареные яйца. Помню, куры в хозяйстве были только белые. Лишь накормив всех нас, бабушка снова кипятила самовар и без суеты, спокойно сама садилась есть. А еще мне нигде больше не доводилось пробовать таких замечательных пирогов с вишней и клубникой.

У Деда за огородом, у ручья была своя кухня под навесом, печь, запас дров, чугунок, широкая скамья. Он столовался и на току и на пасеке. В месяц раз варил на своей кухне свиное мясо, приносил две-три бутылки ежевичного вина. После этой трапезы отдыхал, и два-три дня не имел права переступать порог дома. Ростом дед был около двух метров, но маленькая бабушка, бывало, командовала им, журила, говорила: «харам». Но ссоры между ними мы не слышали ни разу. В субботний день к конторе несли яйца в плетеных корзинах, сливочное масло в больших бидонах. Так в те годы собирали продовольственный налог.

Каникулы в колхозе

Иногда отпуск моего отца Жавдата Амирхановича совпадал с нашими каникулами. Он приезжал и через две ночи начинал собираться назад, поскольку больше вытерпеть в Ильчино уже не мог. Его пугала колхозная жизнь, где люди трудились от зари и до заката. Телевидения как сейчас, тогда не было, да и свет после девяти часов выключали. Помню, у отца была лошадь по кличке Звезда. Учуяв от кого-то запах алкоголя, она хватала выпивоху зубами за ворот телогрейки и, подняв с земли, ловко закидывала его в кормушку с сеном и овсом. Нас, ребятишек, она не обижала, может, потому, что мы угощали ее кусочками сахара. Даже по прошествии стольких лет хорошо помню ее бархатную морду.

Ещё нам поручали прополку длинных рядов сахарной свёклы. С веселым детским гомоном мы подъезжали в конских повозках к полю. В ягодную пору дед сажал нас на телегу, и мы собирали клубнику в плетеные корзины. Потом бежали к речке купаться. И на пасеке, когда дед качал мёд, мы у него бывали. Пили жидкий мед, а потом, может, от него или от дыма, подолгу спали. В уборке урожая нас тоже не забывали. Кто таскал воду, кто чистил картошку, а кто дежурил у костра.

В конце августа также на трех подводах дед отвозил нас домой. Мама перед учебой шила самодельную школьную форму. На оставшиеся до школы дни с бабушкой Кузифой ездили на Мисилю собирать для дома малину и чернику. За пять-шесть дней мы набирали до десяти вёдер ягод. Водитель Сабит Даутович Галяутдинов развозил всех с ягодами по домам. Варенье разливалось в эмалированные вёдра. Всю зиму потом ели вкусные бутерброды.

Откуда в Тирляне Тургеневы

Свекор мой Николай Николаевич Тургенев ушел на фронт из Катав-Ивановска в первые дни войны. Вскоре был ранен, осколки гранаты выбили правый глаз и попали в затылочную часть головы. Сопровождавшие привезли его к родителям в Тирлян. При двухметровом росте вес был всего 45 килограммов. На работу Тургенева определили кладовщиком в пекарню. Мешки от муки надо было вытряхивать, стирать и штопать. Эту задачу поручили Федуловым, у которых было девять детей. Ольга Фатерина, одна из дочерей Федуловых, с теплотой отзывается о той работе: «Мы все выжили благодаря тем мешкам. Ведь в них оставалась мука». По ранению у свекра была первая группа инвалидности и пенсия 12 рублей. Работать Николаю Николаевичу из-за такой инвалидности было нельзя. Но у него было четверо детей (девочка и три сына), а потому был он на стройках десятником, прорабом. В поисках заказов с бригадой ездил даже в Узбекистан. В 1961 году им дали в тирлянских Черёмушках двухкомнатную квартиру.

История моей мамы

Мама Ракия Давлетовна в восемь лет осталась без матери – Булак-Бикэ. И вот почему. В хозяйстве Сюндюково была на один глаз слепая лошадь Карюха. В августе 1940 года в колхозе жали рожь. Булак-Бикэ взялась напоить Карюху в реке Белой. Чтобы разнуздать её, подошла со слепой стороны. Лошадь испугалась и лягнула копытом. Удар сломал грудную клетку. Потом дед снова женился, молодуха родила ему трех детей. По рассказам мамы, новая жена деда обижала её. В 1943 году дед уходит добровольцем на фронт и попадает в 112-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию. А малолетнюю маму взяла к себе жена Ишмухамета Бикмухаметова – Кузифа Низамова, у которой был сын Мухамат. Потом маму взяли нянькой к грудному ребенку к Шубиным. Кормили, но, если не услышала плач ребенка, физически наказывали. В 13 лет мама пошла в больницу возить воду на лошади. Но сил было маловато, наполняя бочку, обливалась водой, которая тут же превращалась в лед. Однажды за этим занятием ее увидел тирлянский портной. Навел о девочке справки и позвал в свою мастерскую. Там она и научилась портному делу. Детям мачехи небесная кара не дала долгой счастливой жизни. Камил утонул в Белой, Рафаил сгинул, а краса Муния родила четверых сыновей, но вырастить их ей не довелось: убило грозой во время покоса.

Мне трудно передать словами, сколько душевного тепла и нежности было в нашей маме Ракие Давлетовне, которая вырастила троих детей. После основной работы она трудилась и в выходные, и по ночам. Шила всем нам и колхозной родне рубашки, шаровары, трусы, фуфайки.

С будущим мужем Евгением Тургеневым я познакомилась на новогодней ёлке. Жили дружно, вырастили двух детей и тоже никогда не сидели без дела. В хозяйстве у нас были лошадь, две коровы, от 7 до 12 свиноматок, куры, гуси, индюки. Убирали покос, сажали 40 соток картошки. Но в жизни много бывает не так, как хочется…

Из прошлого самым светлым воспоминанием остается детство. Знойный день, я бегу к реке. На ногах сандалии, на мне красное платьице в белый горошек, на голове белая панама. Мне пять-шесть лет. Этот детский сон – самое доброе из всего, что живет в моей памяти.

Источник:
Швец, Л. Тирлянские Тургеневы / Л. Швец. – Текст : непосредственный // Белорецкий рабочий. – 2019. – 31 мая. – С. 8.