Это страшное слово «война»
Война ворвалась в жизнь советских людей вероломно, бескомпромиссно, без предупреждения. 22 июня 1941 года – тот самый день, который до сих пор яркой картиной стоит перед глазами ветерана трудового фронта Виктора Нужина.
– В солнечное воскресенье родители с друзьями уехали отдыхать в лес, оставив меня за «главного», ведь в свои тринадцать лет я был самым старшим, – вспоминает Виктор Александрович. – Примерно в три часа дня мы с товарищем Виталием Ионовым отправились за хлебом. Магазин находился на улице Ленина, в доме Губиных, и хлеб тогда привозили на телеге. Какой аромат тянулся за ней, словами не передать! Привезли хлеб, быстро разгрузили и только начали отпускать, как подбежала женщина, украинка, жена сотрудника горкомхоза. Её образ остался в моей памяти даже спустя столько лет: красивая, высокая, стройная, в ярком платье до пят, с украинским говором. От быстрой ходьбы она запыхалась, упала на колени и выдохнула: «Пустите же меня, пожалуйста! Началась война! Германец напал на нас!»
Выяснилось, что с самого утра в горкомхозе не замолкали телефоны: звонили, требовали начальников, которых в выходной день не было на месте, и им с супругом пришлось бегать по всему городу, искать их.
Мы с Виталием купили хлеб и пошли домой, обсуждая по пути услышанное. Наше поколение было свидетелями Хасана, Халхин-Гола, Финской войны, и мы, казалось, были подготовлены к этому. Но нет – страшное слово «война» и сам её факт не укладывались в нашем сознании.
Вечером вернулся папа, собрался, ушёл, его не было несколько дней. Появились первые, весьма неутешительные сведения: по радио передавали о вероломном нападении Германии на нашу страну, о потерях, которые понесла наша армия. Потом до нас дошла сводка, в которой говорилось об уничтожении свыше двухсот самолётов с обеих сторон.
Трёхзначное число! Мы не могли представить себе размаха войны, долго не могли понять, что фронт растянулся на тысячи километров – от северных до южных широт!
Вскоре сообщили дату и время отправления на фронт первого эшелона. Мы, мальчишки, не могли пропустить такое событие. В назначенный час поспешили к Дворцу культуры, где состоялось торжественное построение, под аккомпанемент оркестра звучали напутственные речи. Колонна уходящих на фронт, состоявшая из более чем трёхсот человек, отправилась на вокзал, который в то время находился в Нижнем селении. Там снова была музыка, напутствия и, конечно, слёзы матерей, сестёр, жён, детей. Так мы проводили первых белоречан на фронт.
Началось ожидание известий, сообщений от Советского информбюро. Они были далеко не радостные: немцы успешно наступали по всему фронту, Красная Армия сдавала позиции. Мы напряжённо следили за боями под Ленинградом, Минском, Киевом. Но город не был в состоянии паники: мы твёрдо знали, что превосходство врага временно и наша армия победит. Молодёжь рвалась работать, я тоже отправился устраиваться на сталепроволочный завод, но меня не взяли – тогда ещё не было такой необходимости, ведь никто не мог предугадать, что война затянется на четыре года.
К осени немецкая армия подошла к Москве, началась эвакуация. Горисполком дал указание главе нашего уличного комитета собрать лошадей на участке от Ленина до Сталина и явиться на вокзал, чтобы встретить и затем расселить эвакуированных. Но к тому времени строевых коней забрали на фронт, оставив хозяевам слабых и старых животных, поэтому лошадей набралось всего две или три. На вокзал, куда прибежали и мы, любопытные мальчишки, прибыл поезд, стали выходить люди с детьми, без детей, с узелками и чемоданами в руках. На нашей улице поселилось две или три семьи – жёны военных с детьми. Хозяева отдавали им лучшие комнаты, а сами переселялись в кухни. У эвакуированных не было почти ничего, и мы принимали их как членов семьи, делясь всем и не требуя ничего взамен. Это был настоящий человеческий порыв, высшее проявление доброты, душевности и заботы.
Война продолжалась, принося печальные вести о продвижении фашистов вперёд. Стали приходить первые «похоронки», которые разносили почтальоны. Так прошли первые месяцы, а впереди были ещё долгие четыре года лишений, трудностей, ожидания, героизма, радости от одержанных побед и горечи от гибели любимых и родных.
Летом меня приняли на почту в отделение связи. Сначала работал монтёром по ремонту телеграфной и телефонной линий, потом меня отправили на заготовку дров для заводских печей, и лишь зимой 1942 года я начал учиться работе телеграфиста, которым трудился до конца войны. Работал я на аппарате Бодо и был, наверное, одним из первых в Белорецке, узнавшим об окончании войны. Восьмого мая я обедал, когда машина яростно застучала – телеграфистка из Уфы передавала: «Война кончилась! Победа!» Было трудно сдержать радость, но, понимая всю сложность и серьёзность ситуации, я никому, даже отцу, не сообщил об окончании войны. Действительно, капитуляция была уже подписана, союзники праздновали, однако Сталин дал приказ брать Берлин и, только когда он был взят нашей армией, официально объявил День Победы.
Источник:
Нужин, В. А. Это страшное слово «война» : [беседа с ветераном трудового фронта В. А. Нужиным / записала А. Матвеева] / В. А. Нужин. – Текст : непосредственный // Металлург. – 2016. – № 13. – С. 2.