Уходящее поколение

Известный юморист Евгений Петросян в одной из своих программ, зачитывая очередные находки народного юмора, задал вопрос: «Что такое старость?» — и сам же ответил: «Это когда при виде молодой красивой женщины в голове мужчины ничего не возникает, кроме воспоминаний…»

Немного горьковатый юмор, но это факт. Воспоминания бывают приятными, праздничными, веселыми и думы о юности. Другие воспоминания вызывают в нашей душе грусть, печаль, уныние. Одних серых воспоминаний быть не может, ибо наш мозг и его фильтры стирают все ненужное, не вызвавшее в душе никаких эмоций.

Вспоминая свои ранние детские годы, я, как пленку киноленты, многократно прокручиваю события тех лет, пытаясь вспомнить всё до мелочей. Но радость и печаль, переплетаясь друг с другом, мешают памяти остановиться на чем-то одном. Это ЖИЗНЬ, а она не книга, страницу не вырвешь!

Запомнившиеся мне самые ранние события: одно радужное, другое трагичное. Последовали они через несколько дней друг за другом.

Было какое-то небольшое семейное торжество, может быть, обыкновенное чаепитие, но на столе был плиточный шоколад. Его разделили всем, а мои сестры отломили от своих долей еще по половинке и отдали мне. Я все это сложил в какой-то мешочек и побежал на улицу одаривать друзей, которых было много, и они как будто меня уже ждали. Было шумно и весело, и все были рады…

Через некоторое время вся мелюзга нашего квартала убежала играть на Муллину гору (где сейчас снова построили мечеть). Многие годы это было любимое место детских игр и зимних катаний на ледянках и самокатах. Над Тирляном появился «кукурузник», летящий очень низко. Когда он пролетал над базаром и площадью у клуба, из него посыпались листовки. Мы весело гонялись за ними и визжали. Вдруг меня поймала за руку какая-то тётка с причитаниями: «Милый мой сыночек, ты тут играешь, ничего не знаешь, а твоего папаньку на фронт забирают!»

Она увела меня домой. В комнатах было много народу. Одна из женщин шила на машинке трехпалые рукавицы.

Мне было тогда три года и три месяца. Уже будучи подростком, я кому-то рассказывал об этом, мне обычно не верили: «Сопля трехлетняя, что ты мог запомнить?!» – однако, расспросив старших, признавали, что я не вру.

С этого момента моя жизнь и жизнь моих товарищей резко изменилась.

Многим в те годы пришлось сразу повзрослеть. Наши отцы и старшие братья ушли на фронт, матери и сестры заменили их на производстве и даже у прокатных клетей. Детям от 7 лет и старше пришлось выполнять нелегкие хозяйственные работы по дому.

Но самое страшное было в том, что многие семьи стали получать похоронки. Общее горе сплотило людей. Обострились и открылись такие качества человека, как доброта, забота, милосердие и все прочие лучшие черты человеческой души. Старшие дети стали няньками, воспитателями и организаторами досуга для своих и соседских мальцов. У нашей ватаги тоже появился свой вожак. Им стал Борис Николаевич Иванцов, по-нашему Борька. Он был старше меня на шесть лет, а остальных на 3-5 лет. Мы, дети войны, вспоминаем таких юношей и девушек с теплотой и благодарностью всю свою жизнь.

Именно такие наши старшие товарищи, как Борис Иванцов, дали нам первые уроки выживания, привили любовь к природе, научили верности и, как это не пафосно прозвучит в настоящее время, они привили нам любовь к родительскому дому, к родному краю, к России.

Можно с гордостью сказать, что наш патриотизм рос вместе с нами. А память, честность, порядочность и добросовестность как основные составляющие этого ёмкого слова, еще до знакомства с Маршаком, научили нас понимать, что такое хорошо и что такое плохо.

В моей детской памяти, когда головенка моя еще не готова была к серьезному логическому мышлению, военные годы запечатлелись, как один длинный неурожайный год с полуголодным существованием. Лозунг: «Всё для фронта, всё для победы!» — мы ощущали дома, за обеденным столом. Когда семья сдавала по разнарядке шерсть, молоко, масло и яйца, то к собственному столу оставались только квашеная капуста и картошка, которой тоже почему-то было всегда мало.

С наступлением тепла мы оживали, потому что наш вожак выводил нас на природу. Как только обнажалась земля, мы уже наперегонки бегали по огородам и пытались раньше других найти желанный трофей – вытаявшую из земли прошлогоднюю картошку. Я был самым младшим, поэтому мне удавалось находить меньше других. Когда эти 2-3 картофелины я приносил домой, мама их протирала через решето, несколько раз промывала водой, и чистый белый крахмал оседал на дне чашки. А после из него мне варили кисель на молоке, наполовину разбавленном водой.

Спустя некоторое время начинали появляться верхушечные побеги на сосне, которые мы называли «пальцами». Они были о-о-очень вкусными, и мы их с наслаждением поглощали. Дальше появлялась «кислица» – молодая хвоя на лиственнице, а еще позже вырастала и кислянка. Ближе к концу лета ходили искать саранки – тигровую лилию.

Когда появлялись первые листочки прошлогоднего лопуха (репейника), мы выкапывали его корень и также с аппетитом съедали.

Тем же самым занимались и другие мальчишеские сообщества, с которыми мы встречались в лесу или на огородах. Никаких драк и деления территорий не было, мы часто вместе продолжали заниматься своими делами. Это добрососедство, дружелюбие и выручка в конечном итоге привели к тому, что, несмотря на трудное время и отсутствие должного родительского надзора, в Тирляне не было шпаны и ранней детской преступности.

Сейчас мы до дикой глупости усложнили проблемы воспитания подрастающего поколения. В Законодательном Собрании додумались до того, что родители скоро будут оформлять опеку на собственных детей. Уже принят закон «О защите прав ребёнка», по которому отец может быть лишен родительских прав за то, что он оставил на заднице сына – хама, неслуха и куряки – след от ремня. В пору нашего детства, если за мат, курение или еще за какой- то грех, соседский старик оттаскал бы меня за ухо, на вопрос родителей: почему у меня ухо распухло, – я говорил, что крапивой обжёг. Иначе дома мне добавили бы еще больше.

Я уже упоминал о нашей любви к природе. Это чувство развивалось не только от прямого контакта с лесами, полями, реками, но и от порядка, ответственности и контроля, о которых мы постоянно слышали и наблюдали повсюду.

Когда старшие девчонки взяли нас первый раз за земляникой, и мы подошли к лесу, то первое, что нам встретилось на пути, — изгородь из жердей. Девчата предупредили всех, что по изгороди перелазить нельзя, чтобы не сломать жерди, за что дяденька накажет. Нужно просто пролезть сквозь них. Дальше были борозды земли, по которым ходить было нельзя, так как можно затоптать посаженные ёлочки. Оказалось, что это — новые посадки леса, сделанные прямо перед войной, а изгородь для того, чтобы телята не затоптали насаждения.

Следующий урок мы получили, когда Борис водил нас на реку за Судовую гору.

Листопрокатному заводу нужно было много топлива, а заготавливать его желательно было ближе к производству. Для этих целей лес вырубался на будущей поперечной рамке (прямая пожарозащитная просека уже существовала).

Работы выполнялись бригадами лесорубов, а помогали им заводчане, отработавшие основную смену на производстве. Несмотря на невероятные трудности, постоянное недоедание и недосыпание, в лесу был идеальный порядок: взрослые обрубали сучья, а подростки собирали все под грабли. Сжигание хвороста проводилось со строжайшим соблюдением противопожарного режима.

Кстати, мама нашего Бориса, Клавдия Ивановна Иванцова, проработавшая всю свою жизнь телефонисткой заводского коммутатора, в описываемый период была поваром у лесорубов. Когда мы вернулись из леса домой, она угостила нас настоящим молочным киселем – ложки по три на каждого. Невероятный вкус, который помнится до сих пор!

В одной статье нельзя уместить всё, что мы пережили в военное время, но именно те трудности закалили нас и сделали настоящими людьми.

Жаль, что осталось нас уже немного. Как сказал поэт Сергей Есенин: «Мы теперь уходим понемногу в ту страну, где тишь и благодать…».

Источник:
Землянский, Р. Уходящее поколение : [воспоминания о военном детстве в с. Тирлян] / Р. Землянский. – Текст : непосредственный // Белорецкий рабочий. – 2019. – 21 июня. – С. 4.