Учить на «языке врага» (Т. С. Трифонова многие годы проработала учителем немецкого языка в школе № 1)
Сегодня необходимость изучения иностранного языка кажется очевидной. Но каково было преподавать немецкий детям, которых осиротила гитлеровская армия? Узнать об этом удалось не по архивным документам или запылённым дневникам – в Белорецке живет Таисия Семёновна Трифонова, начавшая работу в школе в далеком 1949 году.
Родилась Таисия Семёновна в 24-м. Когда ей было восемь, умер отец. Девочку могли отправить в детский дом, но мама и сестры сделали всё, чтобы этого не произошло. Училась она в первой школе, которой еще до войны было присвоено звание образцовой. Таисии Семёновне 14 октября исполнилось 90 лет – пройден огромный путь, но самым светлым и счастливым отрезком этого пути, самым ценным она считает школьные годы.
– Я училась в классе под литерой «А», про нас можно было сказать «сливочки», – рассказывает долгожительница. – Как нам нравилось учиться! Не помню, чтобы кого-то ругали за плохую успеваемость. Если бы можно было, мы бы молились на учителей! Анатолий Александрович Горохов, Серафима Васильевна Антонова, Вера Васильевна Каширская… Много было приезжих учителей. Мы так любили математику, что по ночам решали задачи, а утром в школе спрашивали друг у друга, кто до какого номера решил. Это было нашим хобби. Все мы были настроены поступать в институт. Для меня примером была старшая сестра Валентина, она в 39-м окончила Ленинградский педагогический институт им. Герцена (её многие помнят как завуча белорецкого медицинского училища). Но в 41-м началась война. Осенью того года я пошла в 10-й класс. Нас отправили на Буганак копать картошку, а осень была в тот год дождливой, холодной. Спали мы хоть и под крышей, но на соломе. Все страшно простыли, я болела несколько месяцев. Но 10-й класс окончила. Мы так любили нашу школу, что не могли взять в толк, как жить, если больше не надо идти на уроки. Мы, как тихопомешанные, ходили вокруг школы, осознавая, что произошло. Вот такими были мы в то время. И лучшие наши ребята погибли под Москвой… А мы всю войну работали: ухаживали за картошкой до волдырей на спине (климат тогда был другим, в июне-июле было очень жарко), рубили дрова, заготавливали сено в двадцати километрах от города, куда ходили пешком. Прямо надо сказать, выжили благодаря картошке.
На исходе войны я поехала в Магнитогорск. Железной дороги не было, добиралась на «Студебеккере». В то время я работала в библиотеке Дворца культуры, которая размещалась в 72-квартирном доме, а в самом Дворце был станкостроительный завод. Я намеревалась поступить на физмат, учиться заочно. Без труда поступила, но учиться не стала – так мне не понравился этот город, и осенью 45-го я решила ехать в Уфу, в педагогический институт им. Тимирязева. Приехала 17 сентября, учеба уже идет. На всех факультетах картина одинаковая: мест нет, а на те, что освободятся после первой сессии, – горы заявлений. Очевидно, что в первую очередь на эти места претендуют участники войны. О физмате нечего было и мечтать, единственная надежда – факультет иностранных языков. Первая школа дала мне крепкие знания немецкого языка, и когда меня согласились выслушать две немки по фамилии Фе, которые здесь преподавали, я рассказала им всё о Белорецке на немецком. Они перешептываются, а я же все понимаю, и вдруг слышу: «Где это так хорошо обучают языку врага?» Представляете, мое положение? И тут же мне: «Вы очень хотите учиться?» Я им честно: «Это мой последний шанс получить высшее образование. Прошло четыре года, как я окончила школу, на следующий год я уже не приеду, не потяну». Они предложили мне посещать занятия и ждать решения ученого совета относительно моего зачисления. До 29 сентября я ходила в неведении, что ждёт меня дальше. Но в тот день меня пригласили получить стипендию за сентябрь – значит, зачислена. Тогда учились четыре года, в 49-м я получила диплом и вернулась в Белорецк.
И тут я хлебнула горюшка. В десятой школе мне дали 5-7 классы, а это район Выселок, рядом Ломовка. Дети наотрез отказывались учить немецкий, у многих была боль за близких, в войну им пришли похоронки. Помню, Витя Ручушкин сказал: «Что хотите делайте, не буду учить! Я сиротой остался из-за этой войны». Их в семье несколько детей было, мать где-то уборщицей работала. Известно, как они жили… А уж ломовские если сказали, будут стоять на своем. Потому учить было трудно. Ходила по домишкам, а там – нужда, сироты, дети полуголодные, плохо одетые. До учебы им? Итогом трудных трех лет работы в 10-й школе стала дискинезия желчных протоков… Но я ни разу в жизни не лежала в больнице, кроме глазной (катаракта лишила меня удовольствия читать). В то время многие руководители учебных заведений получали высшее образование, но до защиты диплома их не допускали из-за прочерка в строке «Немецкий язык». Когда ко мне обратился за помощью заведующий гороно, я сначала растерялась: «Чтобы пройти весь курс немецкого языка, нужно пять лет». Оказалось, нужна контрольная работа, которую я, конечно, выполнила. Все получили допуски, а после и дипломы. В благодарность меня перевели в любимую первую школу. Там другой контингент, с новыми учениками оказалось легче работать. Параллельно я заведовала секцией (методическим объединением) учителей иностранных языков, по ночам готовила доклады о новшествах в образовании. Тетради, контрольные, переводы…
Я полностью была отдана школе. Потом работа в только что открывшемся институте, 17-й и 20-й школах. А в 1983 году я ушла на заслуженный отдых. Так и жизнь прошла, мне всегда было некогда, – с тихой грустью говорит Таисия Семёновна.
Звенят медали за доблестный труд в годы Великой Отечественной войны на ее кофточке, мирно лежат грамоты за успехи в педагогическом труде. Поколения она отсчитывает назад от себя, поскольку в этом нескончаемом «некогда» так и не испытала радость материнства.
– Мое поколение оказалось не у дел. Не с кем было складывать семьи, – признается Таисия Семёновна. – Нам пришлось многое испытать. Но в моей жизни нет ничего особенного – я пережила ровно столько, сколько пережили и другие. А сейчас я так постарела, что мне стыдно даже выйти из дома, тем более с палочкой.
Долгожительница наотрез отказалась фотографироваться. Она не может принять нынешнюю внешность, хотя для своего возраста, кажется, выглядит хорошо. Уговаривать было бесполезно: сказала как отрезала. Наверное, у нее это от бабушки, фотографию которой она бережно хранит вместе с грамотами. На дореволюционной красивой карточке Елена Федоровна и пятеро из семерых ее детей.
– В 38 лет бабушка осталась вдовой, – рассказывает внучка. – Еще молодая женщина, твердо решила повторно замуж не выходить: «Чтобы еще какой-то дядя мог наказать моего ребенка?!.» Семерых детей растила одна. У них была кожевня и мельница, так что приходилось руководить людьми. Бабушка была очень властной женщиной. Я ее не застала, она умерла в 20-м году. Знаю только по этой фотографии. Копии раздала родственникам на память.
Родственников она балует пирогами и восхищает их своей памятью, мудростью, рассудительностью. Не имея возможности читать, слушает радио. А читать, кажется, хочется больше всего на свете.
Источник:
Трифонова, Т. С. Учить на «языке врага» : [Т. С. Трифонова многие годы проработала учителем немецкого языка в школе № 1. Беседа / записала Е. Разина] / Т. С. Трифонова. – Текст : непосредственный // Белорецкий рабочий. – 2014. – 15 октября. – С. 5.