Традиционные устные рассказы сплавщиков Башкортостана и Урала

Сплав леса и продукции горных заводов издавна занимал значительное место в жизни многонационального горнозаводского Урала. Будучи сезонным промыслом, он приурочивался к наибольшему подъему воды в разлившихся весной реках и требовал самой тщательной подготовки к его наступлению. Характер весны, метеорологические условия, темпы таяния снега, естественные препятствия на пути каравана, длительность навигации — все это определяло ход и успех сплавных работ. Особое экономическое значение приобрели, благодаря природным условиям и своеобразию рельефа, реки Чусовая (Чусьва), Белая (Агидель), Инзер и Уфимка (Караидель). «До самого последнего времени доставка продуктов из Урала в Москву происходила главным образом посредством примитивного «сплава» по рекам раз в год» (Ленин В. И. ПСС. Т.З. — С.488.), — писал В. И. Ленин в работе «Развитие капитализма в России». Только один Авзяно-Петровский завод отправлял каждую весну вниз по Белой до сорока барок, груженных железом.

…Работа сплавщика, постоянно связанная с риском для жизни, выковала человека особого склада, внешне сурового и замкнутого, но душевно богатого, хранившего в своей памяти множество традиционных поэтических преданий и легенд о жизни и труде, об окружающей природе. Однако фольклор сплавщиков почти не изучен. Единственный фольклорный сборник, посвященный в основном творчеству сплавщиков — «Предания реки Чусовой» (Свердловск, 1961) В. П. Кругляшовой — неопровержимо свидетельствует о богатстве и научной ценности своеобразных преданий и легенд уральских плотогонов. А собиранием и изучением фольклора сплавщиков рек Южного Урала — Белой, Уфимки, Инзера, Юрюзани, Катава и Сакмары, по которым долгое время доставлялось топливо для южно-уральских заводов, отправлялась их продукция и по которым поныне сплавляется много леса, еще никто из фольклористов вплотную не занимался.

…Среди сплавщиков Башкортостана из поколения в поколение передаются легенды, предания, рассказы-воспоминания, связанные с прибрежными скалами и горами, мимо которых им приходилось проплывать и которые вызывают у них особенный интерес.

…О драматических случаях, связанных с приготовлениями к сплаву, повествуют предания-воспоминания старых сплавщиков, бытующие в устной традиции (башкирской и русской) Белорецкого, Баймакского, Бурзянского и соседних с ними районов Башкортостана и Челябинской области. Приведем один из записанных нами устных рассказов:

«Строили барки на берегу на особых подставках-клетках. Каждая клетка возвышалась над землей на один метр. Вот на них-то и стояли барки. Чтоб сподручней было проконопатить и просмолить дно. Потом, перед спуском в воду, клетки выбивали из-под барки. Тут уж будь начеку. Чуть зазевался — пиши пропало. Раздавит так, что костей не соберешь.

Однажды на Инзере, было это в 1915 году, стали рабочие выбивать клетки из-под барки, а они развалились, барка подалась в сторону и раздавила четырех мастеров.

Эта была последняя барка, построенная на Инзере: больше чугун по нашей реке не сплавляли» (записано в дер. Александровка Белорецкого района от рабочего Копылова Михаила Александровича, 1905 г. рожд., в марте 1967 года. Как и в других разделах статьи, ссылки на записанные автором фольклорные тексты даются без указания фамилии собирателя).

Возможно, одной из причин прекращения сплава продукции горных заводов по Инзеру послужила разыгравшаяся на его берегу эта трагедия.

Сколько барок и плотов разбилось и утонуло, сколько река унесла человеческих жизней! Но суровая, требующая большого мужества профессия сплавщика неизменно привлекала жителей горнозаводских районов. Пробуждение природы, вскрытие реки и освобождение ее ото льда вызывало у людей, переживших трудную зиму, радостное настроение и надежды. От того, как пройдет первый гон, когда сплавлялась основная масса железа, зависели достаток и благополучие сплавщика. Вот почему подготовка к спуску и «спишка» барок приобретали форму яркого весеннего празднества. Об этом говорят местные рассказчики: «Сплав у башкир считался за праздник. Ведь другой более важной работы по весне у них не было. Приходят за месяц до начала сплава, заключают договор и начинают готовиться к отплытию. Особенно радостно на берегу в день отправления барок и плотов. Все высыпают на берег, играют, веселятся и еще долго идут следом за барками. В каждой деревне сплавщиков встречает нарядная толпа. И так до конца, пока не доплывут до запани, где сплавщики сдают свой груз, берут расчет и отправляются обратно по домам» (записано в пос. Инзер Белорецкого района от рабочего Жилкина Алексея Николаевича, 1923 г. рожд., в феврале 1967 года).

…Уходил сплавщик-плотогон на промысел и с семьей расставался, словно с белым светом прощался. Обязательно наказ-завещанье жене или родне оставлял. Накануне отплытия инзерские сплавщики-башкиры пели печальные лирические песни наподобие «Песни Габбаса». Сложенная прославленным местным плотогоном-лоцманом, наделенным поэтическим видением мира и даром художественной импровизации, она пронизана мотивом безысходности, предчувствием своей неизбежной гибели, что и сбылось вскоре, и болью за судьбы близких ему людей:                           

 

Деньги мои получишь,

В кошелек из бисера положишь.

Ненадолго хватит кошелька —

Как ты потом проживешь одна.

(записано в дер. Манышты Белорецкого района от бывшего плотогона Умырзакова Рахимьяна Умырзаковича, 1905 г. рожд., в феврале 1967 года). 

Проплывая с грузом мимо родной деревни, гонщики бросали детям с плота на берег свои скромные пожитки и полученный у хозяина жалкий аванс. Рассказывая об этом, старые сплавщики как бы вновь переживают тот ужас, который поневоле испытывали они когда-то перед необузданной силой стихии, и это неумолимо передавалось и нам, слушателям таких повествований.

Как и Габбаса, неудача постигла и другого знаменитого инзерского лоцмана Шагбала, героя песни и преданий. По словам стариков, помнящих этого прекрасного знатока всех опасных участков реки, ему поручали вести караваны с самым ценным грузом. С восхищением рисуют рассказчики образ удальца Шагбала, непревзойденного мастера своего дела: вот он стоит на передней бабайке — так называют сплавщики самое большое, главное весло на носу барки или плота, — легко и весело управляет своим длиннющим многотонным грузом и радостно поет песню:

 

На сплаве по Инзеру

Первым плотогоном я.

Пройди по всему свету —

Краше нету уголка.

(записано там же от Байрамгалеева Самата Галиулловича, 1902 г. рожд., в марте 1967 года). 

О смертельной опасности сплавных работ и частых случаях гибели гонщиков повествуют бесчисленные драматичные рассказы. Гордясь умелыми сплавщиками-смельчаками и оплакивая их трагическую гибель, народ вместе с тем осуждал тех, кто напрасно бахвалился своей ловкостью и из-за неумения «убивал» барки и плоты.

«Отец мой указчиком работал, — рассказывает старый речник М. А. Копылов, — лоцманам путь по Инзеру указывал. Один раз у острова Митрий саллаган (Митрий плоты гонял) его барка села на мель: на ребро села. Так и обсохла. Только зимой удалось барку разгрузить. На другой год отец на своей барке без сучка, без задоринки мимо острова проплыл, а один лоцман хваленый был — не ту команду дал. Хвастал только, что восемнадцать лет на барках плавал, все перекаты и утесы по Белой назубок знает. А тут не смикитил. Убил барку» (записано от Копылова М. А.).

…На Инзере, притоке Белой, барки и плоты особенно часто разбивались о Кубэ-таш (Копну-камень; плотогоны, как башкиры, так и русские, называют скалы «таш» — «камень»), что в четырех километрах ниже деревни Габдюково (теперь этой скалы уже нет — ее взорвали). Каждый старый инзерский сплавщик может рассказать о давних случаях гибели людей у Копны-камня и у скалы Утиной. В фольклорном репертуаре бельских сплавщиков много рассказов о Кабан-таше (Стог-камень):

«Горе и печаль нес этот камень плотогонам, часто разбивались они здесь. Стал Кабан-таш настоящим кладбищем железа и чугуна, сотен барок и плотов» (записано в дер. Кульчурино Баймакского района от Самарбаева Ахметгали Давлетовича, 1900 г. рожд., в январе 1966 года).

…Исключительно большую популярность поныне имеет предание о Митрохином, или Митрошкином камне. Историей гибели в конце XVIII или начале XIX в. лоцмана Митрохи (Митрофана) открывается целый ряд преданий о знаменитых бельских сплавщиках. Это событие нашло отражение в рукописном путеводителе для лоцманов «Обрисовка опасных мест реки Белой». На одной из его страниц был сделан рисунок крутого поворота реки и большого, выступающего с правого берега камня. Под рисунком надпись: «…в начале основания заводов, при Владимире Демидове, лоцман Митрошка разбил здесь барку, за что по распоряжению Демидова был наказан розгами до смерти» (Алферов Р. Прочнее стали. — Уфа, 1954. — С.87.).

Тогда, во времена Владимира Демидова, фарватер Белой не был изучен, и столкновение барки с подводными камнями могло быть неожиданностью даже для самого опытного лоцмана. Таково мнение бельского (поселок Бельск Белорецкого района) плотогона Газзали Бикмухаметовича Нургалина, 1926 года рождения. Он рассказывает: «Там, где Белая, перерезав горы, выходит к степям, возле хутора Кузнецовского в воде образуется большой перекат. Вел однажды барку с чугуном из Каги лоцман Митрофан. Вот он провел барку через перекат и от радости, что все уже позади, выпил шкалик водки. Вдруг барка резко ударилась о скалу, ее разнесло на куски, и весь чугун пошел ко дну. Времена тогда были строгие, и бедный лоцман, хоть и спасся от каменной глыбы, но поплатился жизнью уже на берегу: хозяин насмерть засек его плетьми. Теперь это место называется Митрохин, или Митрошкин камень».

Та же участь постигла лоцманов Ромашку и Еремку, не сумевших провести барки с чугуном до Табынского: «Только осталась после них память о Ромашкином острове да Еремкином камне, где они посадили свой груз и где их насмерть запороли розгами» (записано в пос. Бельск Белорецкого района от бывшего паромщика Павлова Константина Онуфриевича, 1900 г. рожд., в феврале 1966 года.).

Старший из сплавщиков, когда барка приближалась к Митрохину камню, еще в недавнем прошлом рассказывал молодым артельщикам-бурлакам о драматической судьбе крепостного Митрохи, и традиционный рассказ звучал как суровое осуждение крепостничества и предостережение перед лицом надвигающейся опасности. В своем историко-художественном очерке-повести «Прочнее стали» Р. Алферов так описывает прохождение каравана барок по реке Белой:

«Караван подходил к Митрошкину камню. На головной барке лоцман Федор Калашников говорил бурлакам:

— Дед мой знал Митрошку, сам видел, как поймали его, раздели догола, веревками за руки и ноги к камню привязали. Затем пять человек по очереди стали бить кнутом. Когда пятый от усталости бросил кнут, Митрошка лежал пластом, без сознания, со спины кровь стекала струйками на камень…

Барка резко пошла влево и, обогнув крутой поворот, бурной водой стала затягиваться к правому берегу.

— А вот и камень! — крикнул Федор Калашников. Бурлаки кинулись по своим местам. Каждый старался благополучней провести барку через опасное место, каждый чувствовал себя Митрошкой» (Указанная книга Р. Алферова. — С.88—89.).

…О некоторых скалах и порогах реки Белой, наряду с историческими преданиями, объясняющими их названия, бытует множество рассказов, связанных с недавними происшествиями. О пороге «Три брата», что находится возле деревни Ишдавлет Бурзянского района, где Белая образует «кривулю», например, рассказывают:

«Три брата» — это три сплавщика, которые лет сто тому назад вели барку не то с чугуном, не то с гвоздями из Каги. Сильное течение подхватило ее и разбило о пороги. Не удалось спастись и братьям-сплавщикам. А те пороги — их как раз три — прозвали с тех пор «Тремя братьями» (записано в пос. Бельск Белорецкого района от рабочего лесосплава Муратшина Гайсы Аксановича, 1919 г. рожд., в феврале 1966 года).

…По всему Белорецкому району славился до революции, преимущественно среди башкир, своими «волшебными» свойствами Летний камень. Старики уверяли, что он приносит дождь или засуху и что этим свойством Летнего камня пользовались давным-давно не только муллы, но и лоцманы.

И сейчас еще бельские сплавщики вспоминают «рассказы стариков», например, о том, что один русский лоцман, когда река Белая обмелела и стало невозможно сплавлять плоты, упросил местных жителей «подправить» святой камень, чтобы пошел проливной дождь. И вроде старикам удалось вызвать дождь, «который лил, не переставая, три дня и три ночи» (записано в дер. Ассы Белорецкого района от Тулебаева Мудариса Алсынбаевича, 1931 г. рожд., в феврале 1967 года). После этого вода в реке быстро поднялась, и лоцман благополучно провел свою барку через перекат.

Подобные «истории» современные сплавщики пересказывают нередко с ироническими комментариями. Таковы, например, рассказы, записанные мной на русском и башкирском языках в поселке Бельск от рабочих лесосплава X. И. Гарипова, 1933 г. рожд., Д. Ф. Харрасова, 1940 г. рожд., и в деревне Ассы Белорецкого района от завхоза школы С. Ф. Якупова. Последний рассказывает: «Слышал я про то от Закир-бабая, старого друга моего отца. Отец у меня был смелый человек, один на медведей охотился.

Однажды были они на покосе возле Летнего камня, и мой отец заспорил со стариками:

— Вот вы все толкуете, что это святой Летний камень. А я говорю, камень и есть камень. Сейчас пальну в него из ружья — и ничего со мной не сделается!

Ну и выстрелил. И тут же небо покрылось черными тучами, началась ужасная гроза. Долго лил дождь, и казалось, конца ему не будет. Все же старики догадались замазать маслом все щели на камне. Только после этого дождь перестал и небо прояснилось».

В устных рассказах сплавщиков встречаются легендарно-сказочные мотивы, имеющие поэтический смысл, например, в рассказе, объясняющем происхождение названия скалы Семь девушек, что стояла в верховьях реки Белой:

«Раньше Коран запрещал девушкам ходить в медресе. Но семь девушек из деревни Биккузино нарушили этот запрет. Переоделись тайком парнями и вместе с ребятами стали ходить в медресе. Однажды их тайна была раскрыта. Бедняжек ждала расправа. Испугавшись насмешек и «позора», они поднялись на высокую скалу и бросились в Белую. Эта скала теперь называется скалой Семи девушек» (записано в пос. Бельск Белорецкого района от Маликовой Тагии Абдулхановны, 1926 г. рожд., в феврале 1966 года).

…Нет в горном Башкортостане уголка, где бы не рассказывали о девушке-красавице, которую против ее воли хотели выдать замуж и которая бросилась со скалы, названной потом ее именем. Некоторые легендарные рассказы об Инсебике выделяются из ряда таких преданий своей поэтичностью. Так, согласно самой распространенной из версий, бытующей в разных районах республики и на башкирском, и на русском языках, «Инсебика не любила своего жениха и убежала от него. Когда тот пытался схватить ее, девушка вырвалась и упала со скалы в Белую» (записано в дер. Первое Идрисово Баймакского района от Утябаева Сальмана Аглиулловича, 1884 г. рожд., в январе 1966 года). Другая версия объясняет драму Инсебики социальными причинами: Инсебику сосватал байский сын из соседней деревни. Не желая стать его женой (уже не первой), она утопилась, бросившись со скалы (записано от Самарбаева А. Д.). Особенно напряженно развивается сюжет в третьей версии, в которой иногда довольно подробно повествуется о том, как молодую девушку Инсебику отец проиграл в карты русскому заводчику, а та предпочла невыносимому позору смерть и кинулась с вершины скалы под обрыв (записано в пос. Бельск Белорецкого района от Алсынбаева Нуретдина Гильмановича, 1931 г. рожд., в феврале 1966 года).

…Своеобразно осмыслялись традиционные легендарные сюжеты о героях жителями горных районов Башкортостана, где население в основном занято промышленным трудом и сосредоточено на рудниках, шахтах и заводах. Здесь получали детальную разработку кладоискательские сюжеты, самые популярные среди горняков. Эта особенность характерна и для плотогонских преданий о Пугачеве, которого рассказчики наделяют яркими чертами в духе эпических богатырей. История движения Пугачева широко отражена в поэтическом творчестве башкирских сплавщиков. Среди многочисленных преданий, связанных с его именем, наибольшей популярностью пользуется предание об Арском камне близ города Белорецка, под которым будто бы находится пугачевский склад оружия. Согласно другой версии, здесь захоронены казна и драгоценности Пугачева.

Инзерские сплавщики часто рассказывают поэтическое предание о том, как Пугачев, отступая, доплыл по Большому Инзеру до деревни Рамашты, из-за мелководья вынужден был высадиться на берег и закопать все свое богатство. Такова история возникновения Пугачевского кургана, или Пугачевского острова, называемого в окрестных деревнях еще и Золотой лодкой: будто бы Пугачев закопал здесь лодку с золотом. В каждом из этих преданий легко обнаружить детали, роднящие их с фольклором плотогонов. О том, что они зародились и бытуют среди плотогонов, говорят такие слова рассказчика: «Вот, если пойдешь по старице, к Арскому камню придешь. По тому руслу раньше барки ходили. Их сколачивали из бревен» (Бараг Л. Г. Пугачевские предания, записанные в горнозаводских районах Башкирии // Устная поэзия рабочих России. — М.-Л.: Наука, 1965. — С. 174.), или: «Пугачевский остров стоит в самой середине реки. Только опытным лоцманам удается провести мимо него барки невредимыми» (записано в дер. Ямашты Белорецкого района от Атауллина Генията Гиззатовича, 1933 г. рожд., в феврале 1967 года).

Вопреки традиционному мнению о том, что клады, драгоценности и оружие, закопанные под Арским камнем, принадлежали пугачевцам, некоторые рассказчики утверждают, что хозяином их был помещик Арский:

«Пугачев был на Арском камне. До него там властвовал боярин Арский, занимал много земель. Когда Арский узнал о приближении Пугачева, то убежал неизвестно куда. А перед тем зарыл все свои богатства в тайнике под скалой.

Пугачев недолго жил там. Ведь надо было идти дальше» (записано в дер. Ново-Хасаново Белорецкого района от Исмагилова Зияитдина Исмагиловича, 1897 г. рожд., в феврале 1967 года).

С пребыванием Пугачева на территории Белорецкого района связаны также бытующие и на русском, и на башкирском языках предания, согласно которым название свое скала получила от того, что будто бы Пугачев по воле народа сбросил с нее насильника Арского (Указанная работа Л. Г. Барага. — С. 174.).

Пример смешения народных представлений об исторических героях разных эпох представляет записанное нами в Белорецком районе предание, в котором так называемый Пугачевский остров на Инзере соотнесен с походом Ермака, якобы державшего путь в Сибирь по Инзеру. Роль Пугачева в возникновении острова оспаривается жителем поселка Инзер Семеном Абакумовичем Лапенковым, 1885 года рождения, бывшим сплавщиком, от которого мы записали в 1966 году такой рассказ:

«В верховьях Большого Инзера, возле Верхней Ямашты, находится большой курган. Я был там еще двенадцатилетним мальчишкой. Тогда на кургане береза стояла толщиной в 16—18 сантиметров. Теперь эта береза сопрела и знака малейшего от нее не осталось. Что это насыпанный курган, догадаться нетрудно. Там, где таскали землю для кургана, теперь болото. Копали курган, нашли старую копьянку. Она, должно быть, надевалась на черень. Говорили, что это пугачевских времен боевое оружие. Башкиры про нее угадывали, — может, инструмент какой для бортей на лесинах. Другие утверждали, что Ермак Тимофеевич здесь прошел. Будто это его ватажники насыпали курган, оставили под ним свою казну, а сверху положили копье, чтобы стерегло клад».

В традиционных преданиях, легендах и других устных рассказах сплавщиков основное место принадлежит теме тяжелого труда до революции, связанного с частыми авариями и большим риском для жизни. Глубоко проявляется в фольклоре сплавщиков взаимодействие башкирской и русской традиций. Значительная часть рассмотренных нами преданий и легенд сплавщиков горных рек Башкирии является фактически общей для башкирского и русского местного фольклора и бытует и на башкирском, и на русском языках. Устные рассказы сплавщиков, не отличающиеся яркой поэтичностью, представляют все же нередко не только документальный интерес, но и некоторую научную ценность как начальная форма народного творчества. В своем художественном развитии предания-легенды горных рек Башкортостана отчасти сближаются со сказками и получают их функции.

Традиционная устная проза сплавщиков Башкирии замечательна своей жизнеспособностью — их предания-легенды живут, как видно из анализируемых в настоящей статье материалов, еще довольно яркой творческой жизнью, более активной, чем, например, сказки, рассказываемые теперь преимущественно детям в семейном кругу.

Источник:

Ахметшин, Б. Предания рек суровых (Традиционные устные рассказы сплавщиков Башкортостана и Урала) [Текст] / Б. Ахметшин // Ватандаш. – 2016. — № 11. – С. 192 – 206.