Мы будем знать и помнить о них

Слово ГУЛАГ – аббревиатура Главного управления лагерей ОГПУ-НКВД-МВД СССР – давно уже стало синонимом долговременной жесточайшей трагедии, безмерных страданий и гибели ни в чем неповинных людей. Острова этого архипелага, как назвал его Александр Солженицын, раскинулись по всей стране, не минуя и наших мест.

В Белорецком районе были организованы поселки Нура, Кузъелга, Капкалка, Ермотаево, Верхняя Тюльма. Каждый из них представлял собой небольшой концентрационный лагерь во главе с комендантом. Никто из жителей без его разрешения не имел права покидать территорию спецпоселка. Нарушителей режима сажали в карцер.

Трудоспособное население спецпосёлков работало на лесозаготовках. Однако труд людей был организован плохо, инструмент зачастую выдавался непригодный к работе. Лесоразработки находились далеко от населенных пунктов (за 4-5 км), туда нужно было идти пешком. Плохим было и снабжение продуктами питания. Зарплата своевременно не выдавалась. Медицинское обслуживание практически отсутствовало. Тяжёлый труд, голод, сильные морозы зимой вызывали массовую смертность.

Благодаря стараниям Рифката Губайдуллина в Межгорье, на месте бывшей школы, был огорожен сквер и установлен первый памятник репрессированным. Рифкат Юсупович долго вынашивал план создания памятника на месте расстрела и захоронения репрессированных, где на холме, рядом со старым кладбищем, остались номерные могилы. Впоследствии они были взорваны, и не осталось никаких следов захоронения. Рифкат Губайдуллин ездил в Екатеринбург, Челябинск, Москву, знакомился с памятниками репрессированным, установленными в этих городах. Советовался с потомками сосланных в наши края, согласовывал с администрацией проект памятника.

Идей облика мемориала было несколько. Путём коллективного творческого сотрудничества было принято решение создать каменный монумент с памятной надписью, посвящённой жертвам политических репрессий. Рифкат Юсупович и сам был репрессирован вместе с семьей, его бабушка и мать были раскулачены и высланы в Кузъелгу.

Сегодня потомки, дети и внуки тысяч безвинно осуждённых, также хотят сохранить память о своих близких и установить памятник в городе, куда смогут прийти и положить цветы. Инициативная группа уже подготовила свои предложения, о которых мы расскажем тем, кто заинтересуется вопросом и захочет принять участие.

А сейчас – слово Алие Минигуловой, которая собирает материалы о семьях репрессированных, чтобы воссоздать историю о близких и родных, попавших под молот истории.

– Нам бы хотелось правдиво отобразить жизнь репрессированных, которым удалось уцелеть в жерновах политического террора, так как мы с детства знали этих людей лично. Читая публикации о Капкалке, я, в основном, видела в них художественный вымысел и очень немного конкретных фактов. Тогда и появилось желание собрать воспоминания очевидцев. Ведь зачастую те, кто прошёл через это, молчали, чтобы сохранить жизнь себе и потомкам. Тогда каждое неосторожное слово могло стать приговором.

Я посвящаю свою работу моим уважаемым землякам, незаконно репрессированным, сумевшим преодолеть все суровые испытания, выпавшие на их долю. Мы, потомки, помним вас красивыми, умными и добрыми людьми. И я делаю первую попытку восстановить правду об этих событиях, собирая материалы и воспоминания о своих близких.

Выписка из списка «Мемориал» жертв политических репрессий.

Моя бабушка, Дурликай Гиниятовна Муллагулова, 1878 года рождения, проживала в деревне Ново-Шахово Белебеевского района, была арестована в 1931 году и отправлена в спецпоселение Белорецкого района, вместе с ней туда отправили и сыновей Закея и Гильмутдина.

Мама была замужем за Ахметзяном Вафичем Вафиным, тоже сыном репрессированного Мухаметвафы Аднагулова (дед Мухаметвафа был отправлен в ссылку в Сибирь на пять лет).

Отец мамы Абзаутдин Муллагулов тогда уже был сослан в Соловки. Его след там затерялся. В живых деда больше никто не видел, весточки о нем никакой не было, судьба его неизвестна. По воспоминаниям мамы, дедушку пытали, чтобы узнать, где он спрятал золото, которого и в помине не было, даже привязывали к лошади и волочили по деревне.

Дед имел крепкое крестьянское хозяйство, излишки сельхозпродуктов из своего хозяйства возил на рынок в город, где обменивал продукты на скобяные и другие необходимые для сельской жизни товары. Он был мастером на все руки: умелым плотником, столяром, печником и пчеловодом. Во дворе дома была выстроена летняя кухня, на приусадебном участке — небольшая пасека. Свои знания и опыт он передавал сыновьям. Они во всём ему помогали, и эти умения дали возможность им выжить в ссылке. Впоследствии дядя Закей стал в Кузъелге одним из первых и лучших пасечников.

У деда и бабушки в родной деревне был хороший дом с резными наличниками на окнах, ворота и двери которого украшала металлическая чеканка. Климат в Белебеевском районе был сухим и жарким, что позволяло семье деда выращивать на приусадебном участке огурцы, помидоры, тыкву, даже дыни и арбузы. Дед был верующим и грамотным человеком, закончил медресе, знал арабскую письменность. Его дети тоже закончили медресе. У нас не сохранилось ни одной фотографии, но я представляю его высоким, красивым, как все его дети, голубоглазым, как дядя Закей. Местные власти и НКВД не ограничились ссылкой моего деда в Соловки, следом были репрессии в отношении членов семьи. Местным властям не давало покоя обеспеченное хозяйство, тем более, что им нужно было во что бы то ни стало выполнять план по раскулачиванию.

Капкалка

По решению суда и согласно сфабрикованным местными властями документам и доносам, ни в чём не повинные бабушка и два сына оказались в одном из страшных мест Белорецкого района – в Капкалке (в переводе с башкирского «капка» – ворота, «капла» – закрой, отсюда словосочетание — закрытые ворота. В русской интерпретации звучало – Капкалка). Название полностью оправдало себя – это были ворота в ад.

Спецпоселок создавался для работ по заготовке леса. Репрессированным, привезённым практически на голое место, вручали в руки пилу и топор и гнали на лесоповал под конвоем с собаками. У ссыльных не было соответствующих навыков валки леса, громадные ели, сосны и пихты часто при падении давили людей, и они умирали под деревьями, но это никого не волновало. Новых репрессированных присылали целыми семьями, процесс раскулачивания работал бесперебойно и отлаженно.

В спецпосёлке комендантом был Лихин, который очень жестоко относился к раскулаченным, не считал их за людей и обращался с ссыльными как со скотиной, называя врагами народа.

У лесорубов не было теплой одежды и обуви, работали в лесу в чём придется. Одежда была только той, которую успели надеть на себя при аресте. Оборванные, голодные люди валили лес, чтобы выполнить назначенную норму, вечером сами валились без сил на нары в бараках. Условия для жизни были ужасными: голод, вши, непосильный труд и мучения. Спецпоселок был полностью обнесен колючей проволокой, вокруг – круглосуточная охрана. Весной, когда появлялась первая зелень, съедалась вся трава вокруг. Паёк выдавался на день: 150 грамм – работающим, 25 – иждивенцам. В этих условиях большинство людей не выживали, умирали семьями.

Каждое утро специальный возчик на телеге собирал трупы по домам и хоронил в общей яме.

Кузъелга

В 1934 году бабушку с сыновьями перевели в спецпосёлок Кузъелга, основанный в 1929 году. Там, в глухой тайге, было начато строительство времянок, а затем бараков для лесорубов.

По воспоминаниям Раиса Талиповича Газизова, возведение бараков было начато заблаговременно. И в период с 1929 по 1934 годы строительство велось силами ишлинских плотников. Был создан Кузъелгинский леспромхоз, который подчинялся лесной конторе Белорецкого металлургического комбината. Леспромхоз занимался заготовкой брёвен, которые сплавляли по рекам Кузъелга и Малый Инзер. Также здесь производили отжиг угля для нужд комбината. Особенно много его потребовалось в Великую Отечественную войну. Металл, выплавленный на древесном угле, был высококачественным и как нельзя лучше подходил для нужд фронта. Комбинат работал бесперебойно, углевыжигательные печи – круглосуточно.

Комендантом лагеря здесь был Городецкий. Ему доставляло удовольствие лично расстреливать раскулаченных, пытавшихся сбежать. Из всех комендантов спецпоселений Белорецкого района он был самым жестоким и деспотичным. Комендатура располагалась в бараке в начале Уральской улицы, там же были жилые помещения. Здание стояло на косогоре, откуда был хороший обзор на весь спецпоселок. Дом был большой, с просторными комнатами и вместительным высоким подвалом, где производились допросы арестованных. Это строение отличалось от других бараков красивой отделкой и лёгкими лестничными пролётами. Жилье коменданта охранялось круглосуточно. Во дворе комендатуры была каталажка, куда сажали людей за малейшую провинность и морили голодом.

В начале Центральной улицы были построены два барака на двух хозяев для работников комендатуры, более благоустроенные внутри и снаружи, входные двери комнат соединялись верандой. Весь спецпоселок был огорожен колючей проволокой, о которую даже в пятидесятые годы ребятишки, бегая летом босиком, накалывали ноги.

Жилья не хватало, репрессированные продолжали строить бараки. Люди умирали от голода, а склад был забит мукой и продуктами. Скудная норма пайка выдавалась не всем и не всегда. По указанию Городецкого муку ночами вывозили на реку Кузъелга и высыпали в прорубь. Делалось это для того, чтобы по отчетам всё сходилось, и недоданные пайки уплывали по воде. Городецкий люто ненавидел раскулаченных, попавших в его подчинение, постоянно унижал, попрекал и указывал им: «Вы все виноваты перед Советской властью и до конца своих дней будете отрабатывать эту вину». Кто не выполнял норму выработки на лесоповале, того кнутами забивали до смерти прямо в лесу, там же и закапывали.

Постепенно репрессированные начали осваивать процесс лесозаготовок. Из самых опытных были выбраны десятники и бригадиры. Михаил Фёдорович Трофимов (вначале он работал и жил с семьёй на Машаке), Анисим Яковлевич Коробкин и Константин Прокофьевич Никифоров работали бригадирами. Работы по заготовке леса стали вестись под их руководством по делянкам и номерным кордонам.

Десятник и бригадир руководили валкой леса, разделкой хлыстов, обрубкой сучьев, которая велась вручную. Вальщиком леса работал Пётр Семёнович Богданов. Десятникам подчинялись возчики леса, которые на лошадях вывозили бревна из леса, грузили, разгружали и укладывали их в штабеля по берегам рек Кузъелга и Малый Инзер. Пётр Гаврилович Литвинов работал заведующим обозом. Ему подчинялись возчики Евгений Иванович Макушев, Халик Мазитович Мазитов, Сатлыков Асхат Назарович, Иван Прохорович Рощупкин, Роман Михайлович Сафонов, Семён Павлович Худобкин. Десятники, в свою очередь, подчинялись техноруку, который грамотно осуществлял раскряжеровку, разделку, обработку и переработку древесины.

В Кузъелгинский леспромхоз входили лесопункты Кайлыш, Машак и Капкалка. На Кайлыше вначале лесозаготовкой занимались репрессированные. Левый склон горы Ямантау находился в пяти-шести километрах от поселения.

После войны Кайлыш заселили репатриированными и отсидевшими срок за тяжкие преступления. Здесь десятником работал Кутлиахмат Якупов. В 1956 году лесопункт Кайлыш закрыли, и население переехало в Кузъелгу. После этого на Кайлыше долгое время были сенокосные угодья Кузъелгинского конного двора. Ежегодно летом там заготавливали сено конюхи, в их числе мама Рифката Губайдуллина Маршида Сафеевна и сестра Раиса Газизова Умама Талиповна.

Более крупным лесопунктом был Машак, он находился примерно в 18 км от Кузъелги. Там же располагалось и подсобное хозяйство, где было развито скотоводство и овощеводство, трудились на ферме семьи Калугиных, Павловых, Халитовых, Трофимовых, Филипповых, которые тоже позже переехали в Кузъелгу.

Источник:
Минигулова, А. Мы будем знать и помнить о них : [история спецпоселков Белорецкого района – Капкалки и Кузъелги / подготовила Т. Нарушевич] / А. Минигулова. – Текст : непосредственный // Белорецкий рабочий. – 2020. – 14 января. – С. 6.

Мы будем знать и помнить о них. Часть вторая

Продолжение темы. Начало в номере за 14 января.

Подавляющее большинство трудопоселенцев, живших в спецпоселках, были крестьянами, раскулаченными и отправленными в «кулацкую ссылку» во время коллективизации сельского хозяйства. Слово «кулак» в то время звучало угрожающе, как враг. Зажиточных людей сгоняли с насиженных мест, разоряли их хозяйство, загоняли на край света и бросали на произвол судьбы. Многие до самой смерти так и не поняли, за что же их наказали, отобрали все, отправили в ссылку, назвали врагами народа. В соответствии с критериями, к кулацким причислялись такие хозяйства, у которых объем имеющегося имущества превышал средний для данной местности уровень. Например, имелись 2-3 коровы, дом под железной крышей, крепкий и большой амбар. Иными словами, к раскулачиванию намечалась наиболее зажиточная и трудолюбивая часть крестьян.

И вот эти люди, оказавшись в новых условиях и пережив первое, самое страшное время, постепенно начинали обустраиваться на новом месте и создавать настоящий посёлок.

Комплексное строительство

Для строительства бараков в Кузъелге был создан целый производственный цикл. На берегу реки Малый Инзер была построена лесопилка (шпалорезка), сюда привозили бревна. Из них пилили доски, брусья. Бревна грузились на вагонетку, которая работала от электродвигателя. Во время движения вагонетки бревно распиливалось дисковой пилой на доски толщиной 40-50 мм и брусья. Заведующим лесопилкой работал Иван Фёдорович Котельников, резчиками — Трофим Павлович Гузенко, Александр Васильевич Плаксин. Его отец Василий Анисимович был старейшим и уважаемым работником шпалорезки, когда в 1951 году он умер, на шпалорезке долго гудел траурный гудок…

Рядом располагалось здание подстанции, где был установлен локомобиль для выработки электроэнергии, токарный станок, на котором вытачивали гайки, болты, втулки и другие крепёжные детали, был также станок для заточки пил, топоров и ножей. До и во время войны токарем там работал Фазлетдин Гайнетдинович Саитгалин, позже — Гаврил Егорович Давыдов. В 1952 году были установлены столбы электропередачи, линии электропередачи тянул электромонтёр Закуан Калимуллин, курировал проведение электрических линий по посёлку Григорий Васильевич Сальников. Освещение было ограниченным, включали свет с 6 до 8-9 часов утра и вечером, в зависимости от рассвета и захода солнца и времени года. Днём и ночью света не было, по необходимости жители пользовались керосиновыми лампами. Для бытовых нужд у людей были переносные керосиновые лампы на случай, если ночью, например, телилась корова.

Крыши бараков покрывали дранкой, которую из сосновых поленьев длиной 70-80 см расщепляли на станке, приводимым в действие лошадью, ходящей по кругу. Это устройство было на берегу реки Кузъелга, около общей бани. Срок службы крыш из дранок составлял 30-40 лет. Производство дранки таким методом просуществовало до 1960 года Её использовали и для ремонта крыш других учреждений.

Недалеко от родника был выстроен небольшой кирпичный завод. Из местного сырья месилась глина, которая заливалась в чугунные формы. Из этих форм сырые кирпичи по одному складировались на полки и после естественной просушки отжигались в печах. Кладку печей в бараках производили печники. Из них лучшим специалистом считался Даниил Иванович Кузьменко. Печные трубы прочищал трубочист Павел Тимофеевич Середа. Он ходил по посёлку с мочальной кистью на верёвке, залазил на крыши и чистил трубы.

Доски для пола строгались в плотницких мастерских, там же изготовлялись рамы для окон и двери. Хорошими плотниками были Михаил Макарович Сергиенко, Закей Абзаутдинович Абзаутдинов, Григорий Ксенофонтович Трофимов, Иван Степанович Смольников, Владимир Михайлович Долгов, Никита Кузьмич Павлов.

Привозными были только стекло и гвозди. Кроме специалистов узкого профиля, в леспромхозе был штат разнорабочих для выполнения подсобных работ, руководил ими Калугин, он разъезжал по объектам на лошади. Правая рука у него после ранения всегда была в перчатке.

Таким образом, силами и умом репрессированных был создан целый строительный комплекс, который бесперебойно проработал десятки лет.

Пекарня

Пекарня была выстроена на берегу реки Кузъелга на въезде в посёлок. Она состояла из трёх отсеков: торговый зал, зона выпечки и зал для покупателей. В первой стояли большие баки для теста и сама печь для закладки форм. Дрожжи в пекарне делали сами из хмеля, благо вокруг посёлка его росло в изобилии. Продавцом хлеба работал Логинов. Пекарем долгое время – Андрей Семёнович Галоктионов.

В 1942 году была очень морозная зима, до минус пятидесяти градусов. Ночью в пекарню кто-то постучался. Пекарь Галоктионов удивился, но приоткрыл дверь и увидел волка. Он не растерялся, взял с плиты ведро кипятка, распахнул дверь и выплеснул кипяток, волк взвыл и убежал.

Пекарями также работали Фарида Искужина, Сажида Идрисова. Хлеб пекли только из ржаной муки, до 1954 года он выдавался по нормам. Иногда пекли серый хлеб, обдирочный. Булочки и белый хлеб были только на выборы и по праздникам, к 7 ноября и 1 Мая. В свободную продажу хлеб пустили только с 1954 года. Продавец взвешивал его на рычажных весах до 1 кг, добавляя довески, которые ребятишки съедали тут же, в пекарне, ведь именно они ходили за хлебом.

Белый стали печь и продавать с 1958 года. С 9 лет моей обязанностью стало ходить за ним. Помню, утром, купив хлеб, я быстро шла домой. На весь посёлок из радиорубки Вениамина Петрова гремела передача «Пионерская зорька». Очень хотелось её послушать, но у меня было много обязанностей по дому, так как взрослые были на покосе.

Продуктовый склад

Склад для продуктов был построен грамотно и продуманно. Он находился на небольшом возвышении примерно в 200 метрах от реки Кузъелги. Заведующим работал Пётр Алексеевич Дубинин. Склад стоял на деревянных столбах высотой около 80 см, это было обусловлено угрозой половодья. В 50-е годы под ним играли дети, бегали во весь рост. До 1948 года склад охранялся, к нему никому не разрешалось подходить на близкое расстояние, тут же раздавался окрик часового. Здание было раза в два больше обычного барака и без окон. Спереди и сзади были деревянные пандусы (въездной и выездной). Продукты завозили туда лошадьми на телегах.

Леспромхоз

Кузъелгинский леспромхоз благодаря трудолюбию и самоотверженному труду репрессированных, особенно в годы Великой Отечественной войны, считался одним из лучших в Белорецком районе. В День Победы 9 мая 1945 года по всем улицам посёлка проскакал всадник на коне с красным флагом и восклицал: «Победа! Победа! Победа!» и на башкирском языке: «Жину! Жину! Жину!»

Директором леспромхоза в военный и послевоенный период (вплоть до пятидесятых годов) работал Борис Васильевич Кирпичев, парторгом был Абрар Гатеевич Максудов. Позже директором назначили Петра Тимофеевича Лисовского, он был фронтовиком, участвовал во взятии Берлина.

Здание конторы леспромхоза находилось рядом с магазином. В правом крыле было отделение почты с узким коридорчиком для посетителей. За стойкой — рабочее место почтальонки. На стене висели большие цветные портреты вождей: Ленина, Сталина, Маркса, Энгельса (позже портрет Сталина сняли). Почту привозили Искужин, Почуев, Морозкин вначале с Багрышты, потом из Татлов. К их приезду собирался народ, почтальонка зачитывала по фамилиям, кому есть письма, открытки, посылки. В 50-е годы население выписывало очень много периодической печати: газеты, журналы и другую литературу. Народ стремился к знаниям. На почте была и сберкасса.

Через узкий коридор начинались служебные помещения леспромхоза: коммутатор с телефонисткой, касса, парторганизация, бухгалтерия, дирекция. Секретарём директора работала Анастасия Михайловна Сергиенко. Дальше находилась комната для собраний, где было всегда много народа и накурено. В здании ЛПХ также располагался кабинет отделения военкомата, сотрудник которого в годы войны осуществлял отправку людей на фронт. Перед конторой на улице был установлен стенд со свежими газетами.

Конный двор

Центром леспромхоза был конный двор, он находился напротив моста через реку. Заведующим там работал Минигали Насырович Суяргулов. Никакой техники (автомобилей) в леспромхозе тогда не было, транспорт был только гужевой. Лошади использовались для вывоза брёвен из леса на берега рек Кузъелга и Малый Инзер и ценились больше, чем человеческая жизнь. Их регулярно кормили овсом даже в то время, когда люди голодали. После войны поголовье лошадей сильно возросло, появились трофейные тяжеловозы – бельгийские битюги. Они были намного крупнее наших лошадей и более выносливы. Рабочие лошади содержались в общем стойле. Каждый вечер табун от конного двора через мост, мимо школы, яслей и больницы, дальше через реку Малый Инзер гнали в ночное, в лес. Обычно делал это конюх Исаев. Чтобы лошади не ушли ночью далеко, он спутывал им передние ноги.

На конном дворе были подсобные помещения, где хранилась лошадиная утварь: сбруя, уздечки, вожжи, хомуты, колеса, седла. Всё это было развешено на стенах и разложено на верстаках. Конюхи не сидели без дела, закончив основные дела, они занимались ремонтом утвари. Конюхом работала и молодая девушка Умама Газизова, всегда аккуратно одетая в комбинезон. Она лихо разъезжала на повозке, где был установлен бак, наполняла его водой и везла на конный двор.

Наличие большого количества лошадей в ЛПХ давало прекрасное удобрение для полей, благодаря навозу получали хороший урожай картофеля. Именно картошка помогла выжить послевоенным детям. Каждую весну на весь поселок было слышно громыхание телег с конским навозом, который в обилии развозили с конного двора по полям. Урожай картошки на унавоженной земле бил все рекорды. Всю зиму на семейных столах она и была основным блюдом.

Кузница

При леспромхозе работала кузница, где трудились Дмитрий Шахов, Ахметзян и Рифкат Вафины. Моего отца Ахметзяна Вафина, как сына репрессированного, не взяли на фронт, а отправили в трудовую армию в город Пермь (Молотов). Там он проработал всю войну на машиностроительном заводе, в кузнечном цехе. После войны его, как ценного специалиста, долго не отпускали с завода, ведь стране нужно было восстанавливать разрушенную войной промышленность. Только осенью 1948 года папу отпустили из трудовой армии и пригласили на работу в Кузъелгинский леспромхоз. Семье дали земельный участок, покосные угодья. После 5 лет, проведенных в лагерях Сибири, к нам приехал наш дедушка, отец папы Мухаметвафа. Так на небольшой жилплощади барака мы стали жить вдевятером: родители, дедушка, бабушка и пятеро детей. Мой отец проработал в кузнице до самой пенсии.

Кузнецы изготавливали полозья для саней, обода для тележных колёс, ободки для деревянных бочек, подковы, болты, гайки. Они нарезали резьбу лёрками, плашками, метчиками, ковали большие гвозди — шпигри, ремонтировали косилки, конные грабли. В кузнице была печь, кузнечные меха, две наковальни — большая и маленькая. В углу стоял бак с водой для закалки металла. Для подковки лошадей на улице было стойло на четырёх столбах, туда заводили лошадь, фиксировали её и приподнимали на двух широких текстильных ремнях. Затем привязывали одну ногу, снимали старую подкову, обрабатывали специальным торцевым ножом и рашпилем копыто. Потом специальными подковочными гвоздями прибивали на копыто новую подкову.

Сплав леса

Ежегодно ранней весной на реке Малый Инзер взрывали лёд для своевременного сплава леса и предотвращения заторов. Взрывником был Мансур Асадуллин. Высота подъёма льда достигала 40-50 м. Школьники наблюдали взрывы прямо из окон школы. Склад взрывчатки находился на Большой поляне и был огорожен колючей проволокой.

Сплавными работами руководил Гафеев, начальник лесосплава в Кузъелге. Бревна для сплава складировались по берегам. В тридцатые-сороковые годы прошлого века реки Кузъелга и Малый Инзер были полноводными, но в связи с вырубкой леса постепенно и они обмелели.

Каждую весну сосновые, лиственные и берёзовые брёвна со штабелей сплавщики деревянными рычагами скатывали в реку. Картину сплава фотографировал Илья Халиков. Брёвна связывали и стягивали верёвками и тросами. На плоту ставили дощатый домик для сплавщиков, спереди и сзади устанавливали два весла, которыми давали направление движения казёнки. Проводы казёнки со сплавщиками сопровождались торжественной музыкой, словами напутствия от начальства. Собирались все жители посёлка, в том числе школьники. Обратно живыми возвращались не все сплавщики. На айгирских порогах, самом опасном участке реки Малый Инзер, в разные годы погибли несколько человек из Кузъелги, в их числе Лугуманов, Ситдиков, Харунов и другие.

Лесничество

В довоенное, военное и послевоенное время стране требовались в больших количествах древесина и уголь, поэтому заготовка леса велась широкомасштабно. Леса истреблялись безжалостно, возникла крайняя необходимость в восстановлении, для этого были созданы лесничества. Кузъелгинское лесничество входило в состав Инзерского лесхоза. Лесниками в довоенное и военное время работали Кирилл Антипин, Михаил Шушляпин, Галим Губайдуллин.

Лесники занимались сбором семян деревьев, также принимали от населения собранные семена. У лесничества было несколько питомников для выращивания саженцев деревьев. Один из них располагался по дороге на Ямантау, перед Тёплым ключом, другой — на первой Безымянке. Саженцы высаживались весной на делянках, где был вырублен лес, когда они подрастали до метра, эти угодья выделяли под покосы местным жителям, строго предупредив, чтобы ни один кустик саженца не был повреждён. Летом лесники занимались сенокосом: косили траву, убирали и заготавливали сено для лошадей на зиму. На заражённых вредителями участках леса лесники собирали, уничтожали и опрыскивали вредителей. Производили прополку саженцев в питомниках, привлекая на помощь школьников. Лесникам выдавалась форма: фуражка, китель, брюки.

Так посёлок жил и разрастался, становясь настоящим домом для ссыльных поселенцев.

Источник:
Минигулова, А. Мы будем знать и помнить о них. Часть вторая : [история спецпоселка Кузъелга] / А. Минигулова. – Текст : непосредственный // Белорецкий рабочий. – 2020. – 21 января. – С. 6.

Мы будем знать и помнить о них. Часть третья

Продолжение темы. Начало в номерах за 14, 21 января

Дети войны!
Как много вас ушло.
Послевоенных осталось уж мало.
Вспомнить и сохранить желая,
Чтоб не стёрлась
память былая,
Как учились, росли и дружили,
Помогали друг другу, любили.
Босоногое наше детство
освещая,
Эти строки
дорогим землякам посвящаю!

Здание школы в Кузъелге выстроили в 1932 году. До войны директором был назначен В. Т. Кириллов, он проработал в школе до ухода на фронт, где погиб. Детям первой волны раскулаченных, вынужденных работать на лесоповале, было не до учёбы, в основном это были дети начальства, служащих, вольнонаёмных и охранников. Детей репрессированных в открывшейся школе вначале почти не было, так как многие из них умерли ещё при переезде и в дальнейшем от голода, болезней и холода, да и одежды у них не было. Но постепенно число учащихся в школе увеличивалось, и учились уже в три смены.

Прибывали школьники из поселений Машак, Кайлыш, Капкалка и деревни Бердагулово. Во время войны директором школы стала Анна Ивановна Котельникова, дочь репрессированного Ивана Фёдоровича Котельникова. Вот выписка из базы данных «Жертвы политического террора в СССР» общества «Мемориал»: Котельников Иван Фёдорович. Родился в 1892 году. Проживал: Башкирская АССР, Уфимский р-н, Курочкина. Приговорен в 1931 году и раскулачен. Приговор: спецпоселение Белорецкий район, Кузъелга. Котельникова Анна Ивановна. Родилась в 1920 году. Проживала Башкирская АССР, Уфимский р-н, Курочкина. Приговорена в 1931 году, раскулачена. Приговор: спецпоселение Белорецкий р-н, Кузъелга.

А вот после войны директорами работали: Лонгий Васильевич Васильев — 1953 г., Воронкова — 1954 г., Руденко – 1955 — 1958 г., Николай Михайлович Володин — 1958 г., Юрий Васильевич Кириллов – 1960 г., Рахматуллин — 1962 г.

Планировка школьного здания была удобной. Вход со двора через высокое крыльцо с перилами. Справа от входа — комната дежурной, по совместительству истопника – сторожа. Она подавала звонки на урок и с урока по часам, которые висели на стене. Здание школы окружал прекрасный, ухоженный сад. Во дворе школы находилась конюшня с жеребцом и сарай с сеном, дальше был туалет и дровник. В каждом классе была печь, и к утру помещения протапливались истопником. При входе висел под потолком длинный красный плакат: «Учиться, учиться и ещё раз учиться. В. И. Ленин». На стене зала висел стенд с фотографиями отличников учёбы.

В нашем классе было 30 учеников, среди них Света Киреева, Вера Шатова, Боря Лисовский, Амир Салихов, Магира Муллаярова. Нас учила Нина Максимовна Тверскова. Примечательно было то, что с первых дней учёбы мы выучили слова гимна СССР. Каждое утро в начале первого урока мы, стоя за партами, хором его пели. Мы, первоклассники, не совсем понимали смысл некоторых слов гимна, но старательно выпевали: «Мы делу Ленина и Сталина верны». Позже эти слова из текста гимна убрали. В начале второго класса нас приняли в октябрята. В третьем – в пионеры, учеников принимали только с хорошими показателями в учёбе и поведении. Вначале галстуки были ситцевые, позже появились шёлковые. Пионеры, увидев преподавателя, должны были отдавать пионерский салют. В классе назначался староста, у него была нарукавная повязка, на ней две красные лычки, у звеньевых была одна лычка. У санитаров были нарукавные повязки с красным крестом, они проверяли чистоту рук и ушей перед уроками, обнаружив грязь, отправляли ученика мыть руки и уши. Учитель В. Т. Гузенко назидательно говорил: «А то в ушах можно репу сажать».

Перед школой была спортивная площадка. Ученики делали гимнастические упражнения под руководством И. Г. Халикова. Хорошими спортсменами в школе были Рит Абзаутдинов, он первенствовал в забегах, Альбина Трофимова занималась гимнастикой и легкой атлетикой. Уроки физкультуры проводились на стадионе, где были футбольное поле, волейбольная площадка, спортивные снаряды. На стадионе ежегодно проводился Сабантуй. В школе был жеребец для хозяйственных работ, поэтому школьники заготовляли сено, сажали, пололи и убирали картошку. Картофельное поле было на приусадебном участке за столовой, недалеко от школы.

В школе была строгая дисциплина. На переменах в зале дежурили учителя. Девочки водили хороводы и пели песни. Мальчики сидели на скамейках и слушали или читали книги в библиотеке. Также девочки делились на две шеренги, вставали друг против друга и шли навстречу. Первая шеренга запевала: «А мы просо сеяли, сеяли…». Вторая шеренга отвечала: «А мы просо вытопчем, вытопчем…».

В конце каждой недели в зале проводились линейки, ученики выстраивались по классам. Директор освещал результаты поведения и учёбы учеников, учителя подводили итоги. 5 марта 1953 г. была проведена траурная линейка, посвященная памяти И. В. Сталина (в этот день он умер). Линейку вела Н. М. Шатова. Она сильно плакала, не могла говорить сквозь слёзы. Она сожалела в своей речи о тяжелой утрате для нашей страны, что ушёл из жизни вождь народов, который сильно любил детей. На линейках также разбирали недостойное поведение учеников. Иногда за провинности школьников наказывали исключением из школы. Так исключили на одну неделю Гену Амирова, когда несколько учеников сбежали с прополки саженцев хвойных деревьев на лесопосадке на первой Безымянке.

Ежегодно на линейках были разборки поведения детей семьи Николаевых. Их растила одна религиозная мать, и её дети: сын Шура и две девочки в праздник Пасхи ходили по посёлку и христосовались. Их ругали на линейке, брали обещание исправиться, так в школе шла борьба с религией, но на следующий год всё повторялось заново. Учёба в школе оценивалась очень строго. Причина плохой успеваемости школьников объяснялась большой загруженностью по домашнему хозяйству, уходом за скотиной, распиловкой и колкой дров и прочей помощью.

Послевоенные школьники были одеты бедно. Одежда в основном была самопошив. Бабушки и матери шили одежду детям из солдатских гимнастёрок или из ткани диагональ. Мальчики ходили в фуфайках и кирзовых сапогах. Одежду и обувь для детей в магазин привозили редко. Но зимой одевались тепло (в фуфайки и донашивали старое), валенки были у всех, у некоторых подшитые. Морозы доходили до –40 градусов и ниже. Шали, варежки, носки вязали бабушки и мамы. Для физкультуры шили шаровары из чёрного сатина, из красного сатина шили трусы для соревнований и выступления в клубе. В 1953 году в магазин привезли пятнистые шубки из меха. Мне купили сразу две разного размера, одну на вырост. Когда жителям посёлка требовалось ехать в больницу в Инзер или Белорецк, одежду брали напрокат и взрослую, и детскую. Кузъелгинская семилетняя школа завоевала звание одной из лучших в Белорецком районе по успеваемости, спорту и самодеятельности. Выпускники поступали в Белорецке в металлургический техникум, в медицинское и педагогическое училище. Конкурсы туда были большие. Мальчики поступали в ремесленное училище (ФЗУ). После окончания учебных заведений выпускников распределяли на работу в города СССР. Из медучилища направляли в Сибай, Рудный, Уфу и другие. После ремесленного училища в Сталинград (Волгоград), Орёл; металлургического техникума – еще и Харциск, Барнаул, Одессу. Таким образом кузъелгинцы разъехались по всей территории СССР. После окончания средних учебных заведений многие поступили и закончили вузы.

Школьные праздники

На 7 Ноября и 1 Мая на крыше школы старшеклассники устанавливали красные флаги, а 19 мая, в День пионерии, проводился парад. Под барабанную дробь и звуки горна, горнистом был Салих Зиязетдинов, с красным знаменем отряд пионеров проходил торжественным маршем по всем улицам Кузъелги. В школу ежегодно на 7 ноября приглашали участника гражданской войны Исламмурата Валеева для встречи с учениками. Он делился воспоминаниями о борьбе с белогвардейцами. Участником этой войны был и Степан Логинов. Он говорил, что лично видел адмирала Колчака.

Школьная самодеятельность

В Кузъелгинской школе была очень сильная самодеятельность. Проводились репетиции хора. Баянистом был Николай Падалко (в свободное от основной работы время). В клубе все концерты открывал хор юношей старшеклассников. Они пели песню о Советской армии, припев этой песни гремел на весь клуб.

Хор девочек исполнял лирические песни. Запевалой была Зоя Носова, дирижировала учительница музыки. На сцене ученики исполняли гимнастические упражнения. Старшеклассники ездили с концертами на Багрышту, в Татлы, Бердагулово, Инзер, Машак. Ю. В. Кириллов был очень увлекающимся человеком, если он брался за дело, то доводил его до совершенства. Он преподавал пение с присущим ему энтузиазмом. С классом, где учился Раис Минигулов, долго репетировал песню «День Бородина», результат превзошёл все ожидания. Когда класс исполнял эту песню, школа замирала в восхищении, особенно учителя, настолько слаженно и виртуозно пели ученики.

Школьников часто привлекали для оказания помощи различным организациям посёлка. Ученики участвовали в сплаве леса. На реке Малый Инзер мы деревянными брусьями сталкивали брёвна в воду. Сопровождала нас классный руководитель З. Т. Газизова. На обратном пути на дороге была громадная глубокая лужа. Девочки в своих детских резиновых сапожках не могли перейти её. Нас на руках перенёс директор школы Кириллов. Часто школьники помогали лесхозу. На школьной линейке лесничий Хидиятов объяснил ситуацию, угрожающую лесному массиву. На деревья напали вредители. Школьники несколько дней соскребали их с деревьев и сжигали на костре. В Кузъелге по дороге на Ямантау, не доходя Тёплого ключа, был расположен питомник лесничества. Оттуда школьники пересаживали саженцы хвойных деревьев на вырубленные делянки. Мальчикам выдавали специальный инструмент в виде узкого ножа – лопатки с поперечной рукояткой. Они проделывали узкую глубокую лунку, девочки высаживали рассаду сосны и поливали.

Школьные будни

Ученики сами заготавливали дрова для школы. На выделенных участках мальчики пилили берёзовые деревья поперечной пилой. Валили дерево в нужном направлении, обрубали сучья и верхушки. Девочки помогали обрубать сучья и складировали их в кучу. Стволы распиливали на поленья длиной полтора-два метра, раскалывали их, чтобы просохли и складировали в поленницы. Дрова потом перевозили на школьный двор, где их пилили, кололи и складировали в поленницы.

В школе было развито наставничество. Вожатым в нашем классе был Лёня Коробкин. Вечерами он собирал нас в классе, читал вслух «Всадник без головы» Майн Рида, «Р. В. С.» Гайдара. Затем все вместе мы разбирали эти произведения. Позже вожатой у нас была Маша Трофимова. С ней мы ходили в лыжные походы. В старших классах и нас назначали вожатыми в младшие классы. Отчитывались мы о проделанной работе в пионерской комнате. В школе еженедельно проводился классный час. Учителя, кроме обучения основным предметам, часто приводили нам примеры из жизни.

За отличную учёбу директор Воронкова сама лично вручала отличникам похвальный лист и подарки.

Зимой морозы доходили иногда до -51 градуса. Занятия в школе отменялись, но в полдень теплело, и дети на самодельных ледянках катались с горы, там был трамплин, и ледянки летели с горы с огромной скоростью. Все были довольны и счастливы. У меня тоже была ледянка, я её сделала сама. Зимой мальчишки строили снежные городки разнообразной конструкции, внутри было много лабиринтов, и дети подолгу играли и лазили в них.

Школьная библиотека

Фонд школьной библиотеки был очень разнообразен: детская литература, произведения русских и зарубежных классиков. По школьной программе в библиотеке всегда в наличии была вся требуемая литература. Свою первую книгу я помню до сих пор. Это был рассказ Л. Н. Толстого «Филиппок». Мы зачитывались романом Виктора Гюго «Отверженные», были отдельные книжки в тонком переплёте из этого произведения: рассказы «Козетта», «Гаврош». Девочкам старшеклассницам разрешалось брать роман Мопассана «Милый друг». Младшим девочкам эту книгу не давали. Долгое время библиотекарем работала Ш. К. Халикова.

Ишбулда (Илья) Гизятович Халиков был добрый и отзывчивый человек, фронтовик, участник финской и Великой Отечественной войн. У него было тяжёлое ранение в позвоночник. Уроки физкультуры он проводил, опираясь на свой военный опыт. В школьном дворе он командовал нам: «Воздух! Самолёты! Ложись!». Мы бежали врассыпную, падали, где придётся. Илья Гизятович был отличным лыжником, учил нас правильно подниматься в гору и спускаться. В крутую гору – лесенкой, пологую – ёлочкой. На уроках военного дела учил мальчиков собирать и разбирать винтовку (ТОЗ), стрелять из пневматического пистолета. Первым стал брать девочек играть в футбол. В ворота ставили девочек покрепче – Машу Бирюкову, Машу Трофимову. Самых юрких – в нападающие. Я считаю, что Илья Гизятович опередил время. Это позже в России появились женские футбольные команды, а он уже в пятидесятые годы преподавал азы футбола девочкам. Когда мы с Раисом приезжали в отпуск в Кузъелгу, Илья Гизятович давал ему лыжи и малокалиберную винтовку. Раис рано утром уходил на охоту, когда я просыпалась, к моему удивлению на столе стояла тарелка с двумя-тремя рябчиками, варёными или жареными.

Система обучения в кузъелгинской школе была строгая, политизированная, как того требовала существующая система. Кроме учёбы учителя сумели привить ученикам любовь к трудолюбию, спорту и досугу. Выпускники Кузъелгинской школы, теперешние пенсионеры, вызывают удивление своими знаниями у внуков, и они спрашивают «Откуда вы всё это знаете?»

Источник:
Минигулова, А. Мы будем знать и помнить о них. Часть третья : [о школе в спецпоселке Кузъелга] / А. Минигулова. – Текст : непосредственный // Белорецкий рабочий. – 2020. – 4 февраля. – С. 6.

Мы будем знать и помнить о них. Часть четвёртая

Продолжение темы.
Начало в номерах за 14, 21 января и 4 февраля

Всё для фронта

«Спецпоселенец – лицо, выселенное из места проживания, преимущественно в отдалённые районы страны без судебной процедуры. Особая категория репрессированного населения СССР, которая была ограничена во многих правах» – так об этих людях писали в энциклопедиях. Но в годы Великой Отечественной войны, когда само время диктовало государству жёсткие условия пополнения мобилизационных ресурсов, в военкоматах начали практиковать ограниченный призыв таких людей в Красную Армию.

Скудность рассекреченных архивных данных не позволяет представить весь масштаб мероприятий по призыву с 1941 по 1945 годы. Но нам удалось получить список участников войны из спецпоселения Кузъелга, составленный старожилами из числа тех, кто работал на призывном пункте. В нём 91 человек, но этот перечень неполный. И нам, потомкам, ещё предстоит вернуть имена земляков-фронтовиков из небытия.

В основном призывали на фронт детей раскулаченных, отбирая молодых, здоровых и холостых. Из Белорецка призывников для прохождения военной подготовки отправляли в воинскую часть, располагавшуюся в Алкино. После краткосрочных курсов они уходили на фронт. Основной состав из репрессированных попадал в штрафные батальоны.

По воспоминаниям уцелевших фронтовиков Кузъелги, штрафников обычно бросали в самое пекло сражений. Немцы даже боялись наступления штрафбатов, так как в их состав входили, помимо репрессированных, матёрые уголовники, которым терять уже было нечего: или погибнуть, или получить свободу, смыв вину собственной кровью. С репрессированных и даже с их семей судимость снималась сразу же с призывом в действующую армию. Ходили разговоры, что это был личный приказ Сталина, которому люди были благодарны за это…

Часто на наши встречи в Кузъелге приезжает Зайтуна Нургалеевна Каримова из Красноусольского района. Её отец Нургалей Хазигалеевич был призван на фронт в начале 1942 года, попал в штрафбат. Впоследствии он рассказывал родным о тяжёлых условиях службы. Так как их формирования постоянно находились в самых сложных местах боёв, то были затруднения и с подвозкой продовольствия, и с обеспечением обмундированием. Постоянно приходилось испытывать и холод, и голод.

Под Сталинградом его батальон попал в окружение, и солдаты оказались практически под землёй. Им пришлось несколько дней рыть подкоп, чтобы выбраться наружу. Вышли в поле и попали под шквальный огонь противника. Каримов был ранен в руку, контужен взрывной волной и долго пролежал на земле, пока его не нашли. А в это время семье пришло сообщение, что он пропал без вести. Судьба Нургалея сложилась так, что он сумел вернуться домой в 1945 году.

А в 1942-м, получив страшное известие о муже, жена решила уехать с детьми на родину. Четырежды она проделала трудный путь, неся очередного ребёнка на руках по дороге из Кузъелги через Бердагулово и Инзер в родную деревню в Красноусольском районе, лишь бы подальше от колючей проволоки. Но в родной деревне их никто не ждал, дом был конфискован, на работу не брали. Как говорится, из огня да в полымя…

Из семьи Марьям Ахмадеевны Губайдуллиной забрали трёх сыновей: Максута, который погиб на фронте; Галима, вернувшегося с войны и проработавшего затем всю жизнь в местном лесничестве; Махмута, ставшего участником военных действий с Японией, который уже после войны окончил два института — юридический и нефтяной, работал и жил в Ижевске.

Сразу три сына — Василий, Семён и Анатолий — репрессированной семьи Ивановых стали солдатами.

Были и те, кто шёл на фронт добровольцем, отказавшись от брони, которую выдавали работникам завода, обеспечивающего углём металлургические печи. Среди них были Борис Иванович Антипин, Александр Егорович Давыдов, Хабирзян Садрисламович Зарипов.

Из имеющегося в нашем распоряжении списка, состоящего из 91 человека, с фронта вернулись только 30. Остальные пали на полях сражений. Среди них В. Кириллов, Г. Муллагулов, М. Иванов, З. Хибатуллин, В. Щербина, Н. Тверсков, который погиб в боях за Украину.

Вернулись с ранениями и увечьями Василий и Семён Ивановы, Зинат Сахияров, Сиражетдин Гайсин. Илья Мельников вернулся домой, побывав в Америке. Закуан Калимуллин стал участником Парада Победы в Москве в 1945 году.

Наши учителя-фронтовики

На фронт призывали и вольнонаемных, живших в спецпосёлке. Одним из первых был призван в ряды Красной Армии Василий Тимофеевич Кириллов. Перед отправкой он выступил с пламенной речью о том, что победа будет за нами, а враг будет разбит. В школьном саду он посадил четыре тополя, три из которых стараниями старожилы и энтузиаста Р. Г. Губайдуллина, сохранились до сих пор, как и память о геройски погибшем в 1942 году бывшем директоре. Его сын Юрий Васильевич продолжил дело отца, работал в школе учителем, а позднее – директором.

Хабирзян Садрисламович Зарипов был выслан в Кузъелгу в 1931 году, на фронт ушёл добровольцем. После войны преподавал в школе математику. Вот как вспоминает о нем одна из жительниц посёлка: «В посёлке мужчин почти не осталось, все воюют. И вот вернулся Зарипов, его встречали, как героя. Даже лошадь выслали к поезду. И он въезжал в посёлок верхом, в военной форме, на груди медали. О войне рассказывал ученикам».

Ишбулда Гизиятович Халиков тоже был из репрессированных, воевал и был тяжело ранен под Сталинградом. В мирные дни в школе преподавал военное дело, физкультуру и рисование. Вся его жизнь после войны была связана со школой. Уроки физкультуры он проводил, опираясь на свой военный опыт. Мы уже писали как в школьном дворе он командовал ученикам: «Воздух! Самолёты! Ложись!»

Илья Гизиятович, как называли его ученики, на уроках военного дела учил мальчиков собирать и разбирать винтовку, стрелять из пневматического пистолета. А по вечерам играл в футбол вместе с девчонками и мальчишками. Будучи классным руководителем, он привлекал учеников в художественную самодеятельность. Школьники ставили спектакли в клубе, на сцене показывали гимнастические номера, знаменитые в то время пирамиды. Он организовывал и проводил спортивные соревнования, под его руководством школьники сдавали нормативы ГТО.

Несколько поколений кузъелгинских ребят учились у него. И все запомнили учителя Халикова отзывчивым, добрым человеком, талантливым педагогом.

Василий Трофимович Гузенко был сослан в спецпосёлок из Белебеевского района и всю свою жизнь связал уже с Кузъелгой. В школе он вёл физику, но за урок успевал привести много поговорок в качестве примеров, прекрасно зная литературу и ценя народную мудрость. Его любимая поговорка была: «Сделал дело, гуляй смело». Он также приводил в пример семьи, в которых дети стремились к знаниям, например, Минигуловых, где мать одна вырастила четверых детей и сумела дать всем хорошее образование.

Помню, как он рекламировал нам полезные свойства гречневой каши, поясняя, что она нужна детям для здоровья и роста.

Правое запястье у Василия Трофимовича часто было перевязано красной нитью, как он говорил, для здоровья. Но ученики знали, что он повредил руку во время войны, и она очень болела, особенно по ночам.

Всё для Победы!

Всё для будущей победы делали не только те, кто воевал в действующей армии, но и жители посёлка, городов и деревень, оставшиеся глубоко в тылу, в том числе и дети.

Как вспоминала Рамзия Исмагилова, которой в ту пору было 7 лет, в окрестностях Кузъелги росло много лип. Сдирать кору, вымачивать ее в реке, чтобы потом изготавливать лыко, мочало и веревки организовывали именно детей. А ещё умельцы плели лапти разных фасонов, татарские и русские. У татарских лаптей нос был выпуклый, а у русских – плоский. Плели их по ночам, при свете керосиновых ламп. Утром возчики собирали готовые изделия, говоря, что они пригодятся для фронта. У жителей было ощущение, что все вместе, пусть и в тылу, люди делали нужное дело. Конечно, никто не знал, носили на фронте эти лапти или нет, но старались все от души.

Также в посёлке открыли ткацкую артель, для которой привезли станки, на них ткали рогожу. Километровые нити связывали и наматывали на огромные барабаны. С утра до вечера дети мотали нити, а женщины ткали и шили мешки, отправляя их для нужд завода. Рабочей силы не хватало, стали присылать женщин из окрестных колхозов. Они жили в бараках по 50-60 человек. Потом привезли комиссованных после ранений солдат. И все они работали на лесоповале.

Еще собирали фронтовикам посылки. Вышивали платочки, шили кисеты. Даже специально сажали табак, сушили листья, делали махорку и отправляли на фронт.

Конечно, писали письма. Подписывались, ждали ответа, надеялись. Если письмо приходило, весь посёлок собирался. Читали, перечитывали множество раз, зачитывали до дыр. Хотя ничего особенного вроде бы в этих письмах не было: сижу в окопе, ждем, когда отправят в часть, проходим обучение. И каждое письмо заканчивалось словами: ждите нас, мы вернемся.

Надо сказать, в то время только надеждой и жили.

Дети военных лет

В начале войны в школу ходили мало учеников. Не было учебников, тетрадей. У одной из девочек дома была большая библиотека, вся стена в книгах: многотомные сочинения Ленина, Сталина, русская классика. Её отца, ссыльного интеллигента, сразу взяли на фронт и он не вернулся. Так мы брали кое-какие книги, делали брошюрки по 20 страниц. Это были наши тетради.

А потом чернила научились варить из ольхи, писали на старых газетах, между строк. Большую же часть времени дети работали наравне со взрослыми.

Школьников с третьего по седьмой класс отправляли на сплав сбрасывать брёвна в реку, по которой их сплавляли на завод. Ухаживали за лошадьми на конном дворе, водили их в ночное, косили сено. Для школы заготавливали дрова, выращивали картошку.

Да и голод о себе давал знать. По правилам за территорию посёлка выходить было нельзя. Но есть хотелось так, что многие пробирались в лес, чтобы собрать ягод, нарвать черемухи вдоль берега реки. Варили зелёные щи из крапивы, искали и выкапывали саранку, дикий лук, чеснок, щавель, кислянку. Собирали лебеду, хозяйки добавляли ее в муку для хлеба. И все же многие умирали от голода и тяжелых условий работы.

Герои тыла

О том, какой вклад в Победу внесли жители спецпоселений, говорит и то, что нам известны имена награждённых за доблестный труд в годы Великой Отечественной войны в Кузъелгинском леспромхозе. В списке лесорубов 171 человек, целые семьи, которые работали, не жалея сил: Тимофей Владимирович и Екатерина Егоровна Репины, Талип Газизович и Закия Шагисултановна Газизовы, Мухтасар Шарифуллович и Мамнуга Мухаметханифовна Минигуловы, Махмут Сафеевич, Галим Сафеевич, Маршида Сафеевна Губайдуллины.

Победа ковалась не только на фронте, но и в тылу. Те, кто не взял в руки оружие, поклялись, что сделают всё для того, чтобы приблизить её. И среди этих тружеников были те, кого называли спецпереселенцы, репрессированные. В тот момент они жили не обидами на власть, а вместе со всем народом делали все, чтобы победить в этой святой для всех войне. И мы должны сохранить справедливую и честную память о том поколении.

Источник:
Минигулова, А. Мы будем знать и помнить о них. Часть четвертая : [спецпоселок Кузъелга в годы Великой Отечественной войны] / А. Минигулова. – Текст : непосредственный // Белорецкий рабочий. – 2020. – 25 февраля. – С. 3.