Спецпоселенец – пятно на биографии

30 октября в России отмечается День памяти жертв политических репрессий. Дата была выбрана в память о голодовке в знак протеста против политических репрессий в Советском Союзе, которую 30 октября 1974 года начали узники мордовских и пермских лагерей и против бесчеловечного обращения с заключенными в тюрьмах и лагерях.

Официально день был учрежден в октябре 1991 года.

За прошедшие годы были изданы сотни книг памяти с именами репрессированных, тысячи исследований и сборников документальных материалов о репрессиях, установлены памятные знаки и монументы жертвам репрессий, велась работа с архивными материалами, создавались тематические музейные экспозиции.

Вот и в Белоречье по предложению инициативной группы и поддержке администрации района в центре города появился памятник жертвам политических репрессий, ведётся работа над сооружением памятника на Нуре, где находились спецпоселения. Огромную помощь в этой большой работе оказывает заместитель главы администрации Иван Лаврёнов, который, ещё будучи депутатом Курултая, поддержал нас морально и финансово при установке памятника в городе, а также депутат районного совета Андрей Баженов, выделивший плиту для оформления памятника. Искренняя им благодарность. Уже выбрано место и подготовлены необходимые документы для установки нового памятника, но по-прежнему нужна помощь и участие тех, кто хотел бы сохранить память об этой жуткой странице в истории нашей страны и района, ведь если предать это забвению, то всё может когда-то повториться.

Главным сегодня всё-таки остаются имена и истории тех, кто прошёл через эти испытания. Мы публикуем запись беседы с Николаем Петровичем Зелениным, с которым познакомились во время сбора материалов по репрессированным нашего района.

– Моего отца и деда раскулачили в 30-х годах на русском хуторе Верный в Иглинском районе и сослали в Нижнюю Тюльму. При том, что жили они, как все. Правда, дом был крепкий, в полуподвальном этаже на зиму помещали ульи. Первый этаж был из дуба, его потом разобрали и увезли в Уфу. Пасеку, конечно, отобрали, как говорили, конфисковали. Были у деда выездной жеребец и рабочая лошадь. Жеребца забрали с тарантасом, потом министерские начальники в Уфе ездили на нём. В общем, ничего не оставили. У матери на руках мой старший брат был, ему тогда и года не исполнилось. Приехали в Нижнюю Тюльму, работать нужно было на заготовках и сплаве леса, а деду Дмитрию Никитичу было уже за семьдесят. Комендант посмотрел на него и сказал: «Ладно, дед, от тебя толку мало, езжай обратно». Мать с братом и отцом остались, правда, только ей можно было выезжать из посёлка. Отец подумал-подумал и увёз маму на лошади в Инзер, потом отправил их в Уфу и сказал: «Ищи квартиру, а я сбегу». Сам с Нижней Тюльмы с топором за поясом ушёл пешком до Катава. Как добирался до Корпачева, я не знаю, но объявился он в Уфе, даже устроился работать на спичечную фабрику. Тут я родился, меня окрестили там же, где и мать когда-то, в деревне Алаторка Иглинского района. Жили мы так и работали до 1938 года. Однажды пошли на базар в Уфе, и кто-то, заметив родителей, донёс. Приехали, забрали отца, дали 3 года тюрьмы. Полтора года отсидел. Потом ему сказали: «Ты работал хорошо, мы тебе сбрасываем полтора года и отправляем обратно в Нижнюю Тюльму». Он встал к стенке и сказал: «Расстреляйте, но я туда не поеду!» Начальник тюрьмы его пожалел и сказал: «Ладно, отправьте его в Белорецк». И вот мы прибыли в спецпосёлок, который находился в Белорецке, поселили нас в бараке № 10, у самого моста. Мне тогда было 4 года, а брату – семь.

Потом началась война. В 1941-м репрессированных на фронт не брали, а в 42-м призвали всех мужчин нашего посёлка. Ушел и отец, как оказалось, с концом. Прислали: «Без вести пропавший».

Послевоенное время. Я закончил 7 классов, в техникум пошёл, заявление написал, но меня не взяли – враг народа. Тогда поступил токарем в механический цех. Проработал 5 месяцев учеником и меня поставили на большой токарный станок. Меня это не устроило, я ходил, умолял, просил, чтоб перевели: «Если вы не переведёте, я брошу». Мне говорят: «Бросай, мы тебя посадим». Тогда ведь, если не вышел на работу, в тюрьму сажали. Стремился я тогда попасть учиться на водителя. Тут в «Магнитострое» открыли курсы и предложили устраиваться к ним на работу. Своих рабочих они будут на курсы брать. Определили меня в цех шлакоблоки таскать на вагонетки. Тяжело было, мне всего-то 18 лет. Потом и курсы водительские набрали, а меня в списках нет. Пришёл к управляющему, говорю: «Зачем вы меня обманули? Я работать не буду». А мне опять: «Не работай, мы тебя посадим, если не выйдешь на работу».

Тогда я узнал, что в Миндяке такие курсы тоже открывают, пошел туда пешком. Меня приняли, дали справку о зачислении. Пришёл к управляющему, показываю справку, вот, я, дескать, устроен на курсы. Он справку бросил мне и говорит: «Иди работай!» Я ему: «Не пойду!» Ну, а сам-то все-таки боюсь, что посадят. Пришёл домой, реву. Мать говорит: «Ладно, пойдём в горком». Тогда там вторым секретарём работала Лебединская, к ней и пошли. Я все объяснил, показал справку. Она взяла трубку телефона да как дала разгон этому управляющему: «Сейчас же его рассчитать!»

Ходил я в Миндяк на занятия 3 месяца. Неделю там жил, а на выходные домой возвращался. В 6 часов вечера в субботу заканчиваю учёбу, выхожу, только не по дороге иду, а вдоль высоковольтной линии, там срезал немножко, 5-6 километров. Приходил в час — во втором часу ночи и спать. В воскресенье мать меня накормит, рюкзачок соберёт, 2-3 рубля, может, даст.

Получил права, сдал всё на «отлично». Там золотоносный карьер был, на него в 1953 году и устроился, получил самосвал. А когда ещё учился, собирали трудовые книжки. Решил сказать, что ранее не работал, что-то мне подсказало… Начали паспорта собирать, устраивать на работу, я говорю: «У меня паспорт в Белорецке. В выходной день пойду, принесу». Принёс, но паспорт не спросили. Получил права, работаю. Бах! Подъезжаю в гараж, мне начальник гаража говорит: «Зеленин, так ты у нас неоформленный работаешь?» И тут я побоялся показать, что из репрессированных. Страх-то во мне сидел. Решил сбежать, тем более что и работа там опасная была. Подъезжаешь к отвалу, сваливаешь груз, а там две женщины с лопатами. По технике безопасности надо было не доезжать 1,5-2 метра и сваливать. А они: «Давай, давай!» Так мой сокурсник, Петров Михаил, улетел вместе с машиной. У меня на руках умер. Вот это меня испугало. Пошёл я устраиваться в АТЦ, но не берут – молодой и опыта мало. Потом все же устроился на работу в гараж гужетранспортного цеха. Там и лошади, и машины. Тут меня призвали в армию. Служил под Москвой, ракеты возил. После службы устроился на большой автобус, но продолжал ходить в галифе и сапогах.

Жили мы в то время в бараке: мать, старший брат и сестрёнка холостые, а я с женой. Тесновато. Пришёл однажды после работы домой, сижу, ем, заходит седой мужчина лет пятидесяти: «Зеленин здесь живёт? Я директор дома отдыха «Арский камень». Мне нужен водитель и медик». А моя жена медик! Уговорили меня. Приехали к нему, переночевали, утром принял машину и за продуктами. День работаю, два работаю и осторожно спрашиваю: «Скажите, оклад-то какой?» — «Да все нормально будет, вези жену». Он к этому и тянул, чтобы я привёз жену. Комнатушку нам дали на Арском. Я опять: «Какой оклад?» — «87 рублей».

Здорово же меня купили, раньше-то я больше получал. Но совесть не позволила, уехав из барака, опять туда вернуться. А что соседи скажут? Я постеснялся и остался. Стал работать водителем, а жена медсестрой.

В 60-х на Арском был Дом отдыха, круглогодично отдыхали рабочие БМК и ММК. Путёвка тогда стоила 7 рублей 20 копеек. Приезжала отдыхать на «Арский камень» дочь секретаря райкома Рашида Галямовна Ахметжанова, познакомилась с моей женой Тамарой. На тот момент нам выделили отдельный домик, и я держал две коровы, овец и свинью. Крепко жил. Вот Ахметжанова и порекомендовала начальнику милиции Талгату Ильясову брать у нас молоко. Он однажды меня спрашивает:

– Николай Петрович, что вы завтра делаете?
– Я завтра в 5 утра встаю и иду косить траву у Купалки. Там нам место дали.
– Ну, возьми косу, я тоже приду после завтрака.
– А косить умеете?
– Да, вроде, косил.
– Там трава такая, что уметь надо. И сила нужна. Луга заливные.

Приходит он после завтрака, даю я ему косу. Прохожу ряд и говорю:
– Давай за мной.

Он прошёл, смял только траву. Я ему:
– Вот, смотри, как я прошёл. Пятак брошу, и ты увидишь. А у тебя горсть бросишь и не найдёшь. Ты меня так без сена оставишь! Вам только в лесу капусту косить!
– Ну, ладно, грести будешь, позови.

Назавтра пришёл грести. Гребли, он подтаскивает, я копню. Сели, разговариваем. Он спрашивает:
– Что тебя здесь заставляет жить? Ты почему в город не едешь?
– В городе жилье иметь надо.
– Пойдём ко мне работать, я тебе с жильём помогу.
– Это надо подумать.
– Думай.

Уехал. Потом приезжает заместитель его:
– Поехали!
– Куда?
– Талгат зовет, квартиру тебе показывать.

Устроили меня на работу и послали в Уфу, на курсы в школу милиции. Мне уже 35 лет, а там салаги по 18-20 лет, кто с армии, кто до армии. Набрали сопляков. Посмотрел я на них: куда попал?! Но из-за квартиры пришлось терпеть. Приехал на Новый год домой. Остальных не пустили, а меня — только потому, что женатый. Как раз родилась дочка, вот и не поехал я больше в училище. Но на работе в органах остался. Правда, однажды после недельной поездки вернулся домой, а Ильясов меня вызывает и говорит:
– Николай, прощаться будем с тобой, председатель горисполкома Вадим Извозчиков тебя забирает. Новая «Волга», оклад больше, трёхкомнатная квартира. Я не вникаю, сам решай.
– Талгат Таухетдинович, я не такой человек, чтобы за что-то. Я к вам пришёл, от вас и на пенсию уйду.

Вот так мы жили, дружили и до сих пор дружим, переписываемся, хоть он сейчас в Октябрьском живёт.

Всякое бывало: с детства и в юности много горя мне пришлось испытать, потом своим трудом добился лучшей жизни… Но память не отпускает и сейчас. Никогда не забывал, что такое жизнь в спецпоселении и как долго за мной тянулся этот след. Потому считаю, что забывать нельзя, надо сохранить память для молодого поколения.

Лет пять назад мой внук разыскал сведения про своего деда через интернет. Оказывается, в Смоленской области, в городе Гагарине есть братская могила. Прислали мне список похороненных там, фотографию этой могилы. Там лежат бойцы родом из Узяна, Авзяна, Тирляна, Тукана… Всего человек пятнадцать. Я пошёл в военкомат, хотел передать список, но разговор не получился и ничего дальше не последовало. Так этот список у меня и лежит. А родные до сих пор, может быть, не знают, где погибли и похоронены их близкие.

Источник:
Зеленин, Н. П. Спецпоселенец – пятно на биографии? : [история семьи Зелениных, репрессированных в один из спецпоселков Белорецкого района. Беседа с Н. П. Зелениным / записала А. Минигулова] / Н. П. Зеленин. – Текст : непосредственный // Белорецкий рабочий. – 2020. – 30 октября. – С. 2.