Давным-давно…

Вечер был теплый, тихий. Я присел на бревно. С Малиновой горы доносился мерный приглушенный звук кутаза стреноженной лошади. Он всегда напоминает мне убаюкивающий колыбельный напев. Вот и луна показалась из-за шихана. Полная, загадочная, она залила таинственным светом весь Авзян. Явственно забелела на возвышенности старинная, когда-то окрашенная известью кладбищенская ограда. Там, у соснового леса, могила моей мамы…

Двадцать пять лет с той тревожной майской ночи ждала она мужа. И не дождалась. Не суждено ей было увидеть и сообщения в газете «Белорецкий рабочий» о том, что мой отец был расстрелян в 31-ом году, а в 62-ом реабилитирован.

Моя мама закончила в Авзяне двухклассную церковно-приходскую школу. Была религиозна. «Тут мы в гостях живем», – бывало говорила она, имея в виду, что настоящее наше отечество – на небесах.

Ой, натерпелся я, парнишечка, в тридцатые годы… Подал заявление директору леспромхоза с просьбой принять меня на работу счетоводом, а он мне вернул его с резолюцией: «Отказать, как сыну врага народа». Узнал я, что требуется счетовод в Субхангуловское сельпо Бурзянского района. Приехал. Приняли меня. Председатель сельпо Шимигулов, бравый, с солдатской выправкой, был доволен моей работой. По субботам он уезжал к себе домой, в недалекую деревню, где у него были хозяйство, жена. Однажды пригласил и меня.

Жена уже ждала нас. В доме тепло, уютно. Сидели мы на нарах, перед нами стоял веселый самовар, в который хозяйка подгладывала угли. Было приятно смотреть, как она аппетитно разливала из чайника заварку. После ужина хозяин достал курай – и полилась грустная мелодия. Как она была близка мне!

Наша контора находилась недалеко от клуба – нового большого деревянного здания. Нарисовал я однажды тушью портрет Ленина и Сталина. Приехал из БашЦИКа в Бурзян Яхин и случайно обратил внимание на эти портреты. Заинтересовался. «Это парнишка один нарисовал, русский, у нас в сельпо счетоводом работает», – пояснил заведующий клубом. Послали за мной. Яхин отнесся ко мне очень доброжелательно. По его просьбе я дал несколько своих акварельных этюдов и портрет Сергея Есенина. Он обещал передать все это в Уфимский техникум искусств.

По два раза на дню я заглядывал в почтовый ящик, надеясь обнаружить там письмо от Яхина. И, наконец, оно пришло. Он писал мне, что мои работы он передал в техникум и мне надлежит в конце августа приехать в Уфу на вступительные экзамены.

Приехал, подал заявление, документы и случилось то, чего я так боялся: к экзаменам меня не допустили. Причина: я – «сын административно высланного по линии ГПУ».

Шел экзамен по живописи, и я самовольно со всеми зашел в класс. Сдал! И на следующий день подобным же образом сдал экзамен по рисунку. Стараясь не попадаться на глаза администрации, я продолжал ходить и на занятия в техникуме. Через месяц наш классный руководитель, красавец-грек Константиниди подал в канцелярию список студентов на получение стипендии (28 руб.). Была и моя фамилия. Вызвали меня в канцелярию и директор мне сказал: «До тех пор пока не будет из твоего сельпо разрешения на твою учебу, учиться в техникуме не будешь». Но видя, как ошеломили меня эти слова, подумал и добавил: «Ладно, иди пока занимайся…»

К моему счастью вскоре вышла сталинская конституция, и необходимость в разрешении из сельпо отпала.

Окрыленный воспоминаниями сидел я на бревне и смотрел в ночь. Ах, как луна светит! И нет ей никакого дела, что творится на этой грешной земле. Знай себе светит! А тут еще задушевный голос Ольги Воронец где-то невдалеке из радиоприемника раздался: «Зачем вы, девушки, красивых любите…» Растревожило душу и невольно вспомнилась другая, тоже июльская лунная ночь.

Было это в 42-ом в Белорецке. Получил я тогда повестку о призыве в армию, но, как бывшего железнодорожника, меня направили в управление Белорецкой железной дороги. Там определили на должность техника службы пути. В то время в Белорецке работали эвакуированные театральные коллективы. В конце июля в красивом ухоженном парке металлургов шел спектакль «Без вины виноватые». Как не пойти! В антракте обратил внимание на привлекательную девушку. Она сидела впереди меня. После спектакля она, постукивая каблучками, пошла в ту же сторону, куда и мне нужно было. Поравнявшись с ней, я извинился и попросил разрешения проводить ее до дома. «А я уже пришла», — сказала она и свернула к дому. Но у ворот задержалась.

Ах, как светит луна! Я смотрел на ее вьющиеся волосы, прекрасное лицо и просил о встрече. Она улыбнулась и доверчиво произнесла: «Завтра в парке, приходите».

Шел я домой счастливый, радостный, окрыленный. Не знал я, что не будет этого свидания. Судьба распорядится по-своему. Утром получил повестку о призыве в армию, и в этот же день уж был в пути. И только через четыре года наше свидание все-таки состоялось… Мы стояли у ворот ее дома, я обнимал ее и буквально пьянел. Мне не верилось, что это происходит наяву…

Давным-давно это было. Многое изменилось, но любовь осталась. Полтора года назад мы с ней справили нашу золотую свадьбу.

Источник:
Лисовский, Н. А. Давным-давно… : [воспоминания учителя Авзянской средней школы Н. А. Лисовского о детстве, учебе в Уфимском техникуме искусств и о войне] / Н. А. Лисовский. – Текст : непосредственный // Белорецкий рабочий. – 1998. – 15 января. – С. 3.