Битва за души, или Как нас приговорили воевать (Донбасс в годы Великой Отечественной войны, в советское и в наше время)
Думаю, к годовщине начала специальной военной операции не только в российских СМИ будет много статей с анализом и исследованиями самых разных экспертов и институтов. Всем предстоит переваривать эту массу информации.
Спустя 12 месяцев полноценных боёв приходится утверждать, что такого разворота событий обе воюющие стороны не предполагали. Центром кровавых столкновений, конечно, остался Донбасс, который необходимо вернуть к административным границам согласно Конституции новых регионов. С немалыми жертвами взяты Попасная, Волноваха, Лисичанск, Мариуполь. Идет сражение за Артёмовск. Уже год бьёмся у Марьинки и Авдеевки. Специалисты подсчитали, что за время спецоперации из ДНР и ЛНР в Россию, Украину и за дальние рубежи выехали четыре миллиона человек.
Самое время напомнить, что после Сталинградской битвы, 80 лет назад, в феврале 1943 года, Красная Армия первый раз выдавила нацистов с этих территорий. Но войска вермахта были еще сильны и контрударом отбили ряд крупных промышленных центров нашей страны – Красноармейск, Славянск, Краматорск. Для руководства боями за богатые углём и чернозёмами районы Гитлер специально лично прибыл в Запорожье.
Второе наступление наших войск, окончательно очистившее Донбасс от фашистов, проходило в августе – октябре 1943-го. Таким образом, большая война четыре раза прокатилась по этой многострадальной земле. Артналётами и бомбёжками разрушили сотни предприятий, оставили без жилья большую часть населения. В ходе боев погибли 66 тысяч наших солдат и свыше 207 тысяч человек были ранены.
К примеру, от полумиллионного населения областного центра Сталино осталось 175 тысяч жителей. Под моим родным городом Красноармейском с 11 по 22 февраля 43-го шли тяжелые танковые бои. Главная площадь города с тех пор носит имя погибшего здесь командира 14-й танковой бригады Героя Советского Союза В. И. Шибанкова, а в 1965 году в память о сражениях там был установлен танк Т-34.
В моей памяти – автобусная пересадка в северном районе Донецка весной 1958 года (позже там появился Северный автовокзал). По широкой, еще не знающей асфальта площади паровоз тащил с десяток вагонов с углём от ближайшей шахты. От построек предприятия был восстановлен лишь высокий копер, огромные колеса которого поднимали из глубины шахтные клети. О том, что мы находимся в городе, напоминал полусгоревший то ли двух, то ли трехэтажный дом. На переезде заглохла полуторка, шофер которой кривым стартером суматошно пытался её завести. Ему повезло: шедшие по путям со смены горняки, поднатужившись, столкнули грузовик с переезда. Мне было всего лишь пять лет, но я это помню… После освобождения областного центра от немцев прошло уже 15 лет, а Донбасс всё ещё не избавился от руин.
Теперь, через 80 лет, площадь у Северного автовокзала выглядит по-другому. В центре – скульптура: на вытянутой руке шахтёр держит кусок угля. И надпись: «Тепло и свет даём мы людям».
В те годы мы с матерью Надеждой Хомовной ездили немало. Сидели однажды в ожидании поезда в Харькове. Разглядывали огромную копию картины кисти Юрия Непринцева «Отдых после боя». Её разместили на вокзальной стене. Нарисованных героев вполне уместно дополняли снующие между рядами безрукие и безногие инвалиды войны и множество офицеров, следующих с семьями к месту службы: кому – на Восток, а кому – на Запад.
Почти у каждого вокзала в ту пору были скульптуры Скорбящей матери. Мне думается, именно с тех пор нашу страну приговорили воевать всегда. Тем более что цепь конфликтов, в которых России приходилось участвовать, почти не прекращалась.
Невольно вспоминаю одного из воспитателей санатория в Крыму, где мне пришлось встречать 1968 год. Нас, 12-14-летних пациентов детской здравницы имени Сакко и Ванцетти, привели посмотреть мемориал «Красная горка». Там в войну были расстреляны жители Евпатории. Фронтовик почти не разговаривал с нами, больше воспитывал внешним видом и ходил, опираясь на палочку:
– Я помню начало войны… Все мужики оживились. Рвались в бой. Боялись опоздать. Какие там немцы! Шапками закидаем. Вон у нас какие танки и самолёты! Уже через неделю воевать будем на чужой территории! Вот тебе и шапками закидали! – повторил воспитатель, показывая на огороженный невысокой траурной стенкой овраг, в котором лежали 12 тысяч жителей города.
В тот же день он привёл нас и к памятнику евпаторийскому десанту. Тогда на пьедестале стоял матрос с гранатой в руках. Сейчас на этом месте новый монумент.
– А здесь матросов закопали живыми… Тех, кто уцелел после высадки на берег и после боя. Два дня они держали город. Штаб был в гостинице. Но подмога из-за шторма не пришла. Всего их было тысяча человек…
Еще один ветеран с медалями, который передвигался на костылях, приходил к нам в шестой класс вести уроки пения. Песню почему-то мы учили одну: «Эх, дороги, пыль да ту-у-уман. Холода, тревоги да степной бу-у-рьян».
По правде сказать, войной Донбасс жил не всегда. Страшное и плохое забывается быстро. Зато минуты спокойствия и счастья мы помним очень долго.
Любили мы мальчишками бегать на вокзал, чтобы посмотреть, а бывало, и проехать в поезде. Событие это превращалось в маленький праздник. В Красноармейске была крупная узловая станция, электричек в 60-е годы было еще мало. Пригородный поезд Кураховка-Ясиноватая, состоящий из трёх вагонов, тащил большой, красивый паровоз с большими красными колесами и звездой впереди. И хотя вагонов было мало, зато шума, пара и дыма от него — в избытке. Шахтёры, играя в карты, ехали со смены, бабушки с базара везли гусят и поросят, студенты не спешили в свои училища. Много позже вместо паровоза пошёл модный, тихий и красивый дизель-поезд. Но состав пассажиров почти не менялся.
В общем, неплохо мы жили в 70-е, когда зарплаты у людей стали подрастать. Трудились по большей части на шахтах и стройках, учились, женились, кое-кто уже и «Москвич-408» купил. А кому деньги нужны были большие, летели на самолетах или ехали в Сибирь на нефть, газ и золотые прииски. Ездили наши люди и на шахты Шпицбергена.
Большая война стала забываться. Скульптуры Скорбящих матерей в скверах и у вокзалов как-то незаметно исчезли. Вместо них в парках воздвигли помпезные мемориалы, зажигали вечные огни.
В городах Донбасса многие вывески, особенно на госучреждениях, были на украинском языке. И напрасно некоторые из наших московских политологов (тот же Михеев) утверждают, что украинский язык и литература – некие искусственные коммуникации, придуманные большевиками для обособления новой национальности. Всё это имеет глубокие народные корни. Массовыми тиражами выпускались пластинки народных и популярных украинских песен. «Червону руту» пели во всем Союзе! Мы каждый день вставали под радио «Говорить Кыив». На полках магазинов и в библиотеках было много национальной литературы. Была и у нас школа № 2 с преподаванием на украинском. При этом знания по украинскому, русскому языкам и литературе неплохо давали и в рядовой школе № 3 Красноармейска. Помню, в сентябре в наш седьмой «В» зачислили трёх девочек и двух пацанов, приехавших из других регионов – Казахстана, Вологды, Нижнего Новгорода. Ехали на Донбасс люди. Им же украинский стал немалой нагрузкой. Но ничего! Учителя понимали, что важнее и нужнее для поступления в учебные заведения или для общения со сверстниками.
Дело, конечно не в национальности! «Украинизацию» с помощью огромных денег сделали агрессивной заокеанские политтехнологи. Теперь уже всем известно, что ненависть к москалям начали внедрять англосаксы, действуя с центральной и Западной Украины. Ещё до распада Союза и незалежности Украины их денежные мешки проникли на этажи киевской власти.
Нам же было не до Украины… Много было других дел. Все зарабатывали деньги. Тема национализма была убрана в долгий ящик. Чтобы противостоять этой агрессии, мало побеждать на полях сражений. Главные бои предстоят за души людей.
Источник:
Швец, Л. Битва за души, или Как нас приговорили воевать : [Донбасс в годы Великой Отечественной войны, в советское и в наше время] / Л. Швец. – Текст : непосредственный // Белорецкий рабочий. – 2023. – 24 февраля. – С. 12.